Видение суда - [3]

С наследником: он папенькин портрет

И лишь одним не может похвалиться

С почившим патриархом наравне:

Любовью к злой, уродливой жене.

XIII

«Господь, храни нам короля!» Признаюсь,

Он очень бережлив, храня таких.

А впрочем, я сказать не собираюсь,

Что лучше преисподняя для них.

Пожалуй, я один еще пытаюсь

Исправить зло для мертвых и живых:

Мне хочется, презрев чертей ругательства,

Умерить адское законодательство.

XIV

Я знаю — это ересь и порок,

Я знаю — я достоин отлученья,

Я знаю катехизис, знаю прок

Доктрине христианского ученья;

Старательно я вызубрил урок:

«Одна лишь наша церковь — путь к спасенью,[22]

А сотнями церквей и синагог

Чертовски неудачно выбран бог!»

XV

О боже! Всех ты можешь защитить —

Спаси мою беспомощную душу!

Ее ведь черту легче залучить,

Чем лесой рыбку вытащить на сушу

Иль мяснику за час преобразить

Ягненка в освежеванную тушу,

А, впрочем, обречен любой из нас

Кому-то пищей стать в урочный час!

XVI

Апостол Петр дремал у райских врат…

Вдруг странный шум прервал его дремоту:

Поток огня, свистящий вихрь и град —

Ну, словом, рев великого чего-то.

Тут не святой ударил бы в набат,

Но наш апостол, подавив зевоту,

Привстал и только молвил, оглядясь:

«Поди, опять звезда разорвалась!»

XVII

Но херувим его похлопал дланью,

Вздохнул апостол, потирая нос.

«Святый привратник! — молвил дух. — Воспряни!»

И помахал крылом. Оно зажглось,

Как хвост павлина, как зари сиянье.

Апостолу вздремнуть не удалось.

«Ну! — молвил он. — В чем дело, непонятно?!

Не Сатану ли к нам несет обратно?»

XVIII

«Георг скончался Третий!» — дух изрек.

«Георг? Я что-то плохо разумею…

А кто Георг? что Третье? невдомек!»

«Король английский, говоря точнее…»

«А целой ли он голову сберег,

А то один тут был с обрубком шеи,[23]

И никогда б не быть ему в раю,

Не тычь он всем нам голову свою!

XIX

Он, помнится, король французский был

И для башки, которая короны

Не удержала, дерзостно просил

Венца блаженных у господня трона!

Да я бы сам такую отрубил,

Как уши я рубал во время оно!

Но, не имея доброго меча,

Ключом я саданул его сплеча.

XX

И тут он поднял безголовый вой, —

Святые все сбежались, пожалели!

Теперь он с этой самой головой

И в мученики выйдет, в самом деле!

Запанибрата с Павлом, точно свой

Воссел он, где достойные воссели!

Проныра Павел! Впрочем, что он нам?!

Мы цену знаем всем его чинам!

XXI

Не так бы это дело обстояло,

Будь голова у короля цела,

Святых, понятно, жалость обуяла,

Она-то вот ему и помогла:

Ведь милость божья заново спаяла

Башку его и тело! Ох, дела!

Зачем-то исправляем мы от века

Все мудрое в деяньях человека!»

XXII

«Святой! — заметил ангел. — Брось ворчать!

Король пока при голове остался,

Куда и как ее употреблять

Он толком никогда не разбирался.

В руках, умевших нити направлять,

Марионеткой праздной он болтался[24]

И будет здесь, как прочие, судим,

А наше дело — молча поглядим!»

XXIII

Тем временем крылатый караван

Пространство рассекал с великой силой,

Как лебедь волны рек полдневных стран.

Ну, скажем, Ганга, Инда или Нила,

А то и Темзы. Страхом обуян,

Летел среди крылатых старец хилый,

У райских врат, полет окончив свой,

На облако присел он чуть живой.

XXIV

Меж тем иной какой-то Дух могучий

Над светлым войском расправлял смелей

Свои крыла, как грозовые тучи

Над щепами разбитых кораблей.

Он был как вихрь, метнувшийся над кручен,

И помыслы, один другого злей

Отметили чело его немое,

И взор его пространство полнил тьмою.

XXV

Он так непримиримо поглядел

На вход навеки для него закрытый,

Что Петр и тот порядком оробел:

Он был старик угрюмый и сердитый,

А тут от страха даже пропотел,

Не зная, у кого искать защиты.

(Но, впрочем, пот сей был святой елей

Или иной состав — еще светлей!)

XXVI

И ангелы тревожным роем сбились,

Как птички, чуя коршуна: у них

Все перышки дрожали и светились,

Как Орион на небесах ночных.

Хотя они достойно обходились

С Георгом, но старик совсем притих:

Быть может, даже позабыл он с горя,

Что ангелы всегда и всюду — тори!

XXVII

Все на мгновенье замерло. Но вот

Врата сверкнули вдруг и распахнулись.

Лучи с недосягаемых высот

Планеты нашей крохотной коснулись,

Как пламя заливая небосвод,

И северным сияньем изогнулись,

Тем самым, что во льдах полярных стран

Увидел Пэрри[25] — храбрый капитан!

XXVIII

И по небу разлился, полыхая,

Прекрасный и могучий райский свет,

Как знамя славы, радостно сверкая

Величьем торжествующих побед.

(Сравненьями я тему обедняю,

Зане сему земных подобий нет:

Не всем дано провидеть столь пространно,

Как Саути Боб иль Сауткот[26] Иоанна!)

XXIX

То был архангел Михаил; из нас

Любой легко признает Михаила:

Воспеты и описаны не раз

Князь ангелов и вождь нечистой силы,

В церквах — для наших слабых смертных глаз —

Бесплотные светлы и многокрылы,

Но какова их подлинная суть,

Пускай другой решает кто-нибудь.

XXX

В сиянье славы, славою творимой,

Стоял архангел, благостью храним,

И юные склонились херувимы

И дряхлые святые перед ним.

(О старости я говорю лишь мнимой

И юность не приписываю им:

С Петром в сравненье, говоря точнее,

Они не то что младше, а нежнее!)

XXXI

Так иерарха всех небесных сил

Встречали все святые, величая,

Затем что он из первых первый был

Наместник Бога для земли и рая,

Но даже тени чванства не таил

В душе своей небесной, твердо зная,

Что, как его ни чтим и ни поем, —