Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века - [24]

. В 1788 году Желтухин рапортовал генерал-губернатору Казанскому и Вятскому П. С. Мещерскому о предпринимаемых им действиях по борьбе с разбоями, уточнив: «…При начатии весны во время разлития воды, по реке Вятке оказываются грабители и делают грабежи на судах плывущих и в близ лежащих селениях, по збытии же вешней воды грабители те обыкновенно грабежи делают во округе той по Сибирской дороге…»[167] В 1790 году Желтухин, отдавая распоряжение Малмыжскому нижнему земскому суду, замечал, что «в прошедшие годы в каждое лето в Малмыжской округе по лежащеи Сибирскои дороге проезжающим купцам и разного звания людям на Макарьевскую ярмонку разбойники делали грабежи»[168]. Крупнейшая в тогдашней России ярмарка у Макариево-Желтоводского монастыря на Волге проходила обычно в июле и длилась около месяца. Даты документов, в которых сообщалось о нападениях, подтверждают наблюдения Желтухина: в мае и июне нападали на купеческие суда и рыбачивших мужиков, а если заходили в деревни, то обычно – «с воды». Во второй половине лета и осенью грабили по дорогам и приходили «из лесу». Зимой же и в начале весны нападения бывали редки.

В письме содержалось напоминание, что молодцы вооружены. Да, во второй половине XVIII века оружие, в том числе огнестрельное, не было под запретом. Когда в сентябре 1790 года в одном селе Сарапульской округи разбойники грабили дом священника Василия Молчанова, соседи, пусть и опоздав, сбежались туда не с пустыми руками – кто «с копьём», кто «с саблей»[169]. У обычного мужика в доме запросто могло оказаться ружьё с запасом пороха – как для охоты, так и для обороны. А уж у разбойников-то оружия было достаточно, и владели они им исправно, тем более что нередко на разбой шли беглые солдаты. В августе 1787 года в 15 верстах от города Малмыжа одна шайка приняла бой с воинской командой, при которой находились также местные обыватели. Злодеи стреляли дробью. Четверо солдат было ранено, крестьянин из местных убит. А у разбойников подстрелили одного-единственного[170]. В мае 1790 года 12 разбойников ограбили дом в одной марийской деревне Елабужской округи. Поблизости оказалась воинская команда, которая стала их преследовать. Завязалась перестрелка. У разбойников на берегу Камы была припрятана лодка, они сели в неё и поплыли вверх по течению, к устью реки Белой. Вошли в Белую и стали подниматься по ней. Команда следовала за ними на двух лодках. Но задержать их не смогли. В рапорте сказано, что у разбойников оказались фузеи, карабины, пистолеты и вдоволь пороху. А с лодки они, дескать, отстреливались из четырёх пушек. В другом рапорте несколько позже сообщалось, что там, на Каме имеется «воровская партия» в 13 человек с тремя пушками[171]. Видимо, это сведения об одной и той же шайке. Пушки, разумеется, были невелики – специально для речных судов, но всё же…

Что же касается требуемой суммы денег, то она довольно значительна. Кажется, и сами они хотели пояснить, отчего им нужно столько и не меньше. Их, дескать, 12 человек – потому всего лишь по 50 рублей каждому. Вот, как и в песне «Жили двенадцать разбойников». Так что мы не можем утверждать, что вымогателей ровно дюжина и была. А вообще в то время на Вятке и Каме встречались банды и побольше – человек до двадцати. В 1786 году из Елабуги доносили, будто бы в тех местах четырьмя годами ранее «разбойничавшие партии» достигали шестидесяти человек[172], но это уж чересчур (если только это не далёкие отголоски пугачёвщины).

В одном документе 1790 года приводятся февральские цены на Ижевском и Воткинском заводах Вятского наместничества: пуд муки пшеничной – 40 коп., овсяной – 26 коп., ячной – 25 коп.; пуд сена – 5 коп., хмеля – 1 руб. 30 коп., красного воска – 18 руб.; пуд свежей или солёной «щучины» – 80 коп., свежей «сорожины» – 60 коп. и т. д.[173] Судя по архивным записям, бывало, что в каком-либо богатом домохозяйстве разбойники могли захватить даже больше, чем запросили с Решетникова. Нередко власти на местах составляли перечень награбленного, с указанием стоимости. Делалось это со слов потерпевших, которые склонны были преувеличивать свои убытки. Кроме того, крестьяне с трудом могли оценить, скольких денег стоит какой-нибудь поношенный зипун. И всё же суммы показательны. В Малмыжской округе на дороге ограбили товар татарина-торговца на 1306 руб., а ворвавшись в дом одного крестьянина, связали его, чтоб жечь огнём, и тогда он сам выдал 92 руб. серебром. В Сарапульской округе в доме крестьянина «вымучили денег» 200 руб. «да разного екипажу» ещё на 57 руб. 90 коп. В Уржумской округе зашли в дом крестьянина и забрали у него с женой всё подчистую – от нательного креста до саней, на 118 руб. У крестьянина Михаила Вохрина взяли денег «и разной пажити» на 803 руб. 55 коп. А в доме священника Василия Молчанова забрали 700 руб. серебром, 160 руб. медью и пожитков на 498 руб. 10 коп., всего же на 1358 руб. 10 коп.[174] В общем, разбойнички почти всегда знали, к кому нагрянуть.

Решетников совсем недавно был человеком на должности – сотником. Возможно, предполагалось, что он обратится к своим подначальным, и те соберут необходимые деньги. Решетников вполне понимал опасность, которая грозила и ему, и его соседям. Потому и обратился к властям.