«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [15]
В общей сложности своим хозяйством обзавелось десятка полтора священников, землю они получили, видимо, от общины, а может, арендовали у местных крестьян. На обустройство выдавалось также государственное пособие, несколько сот рублей; ксендз Станислав Матрась из Кшешова на Сане получил четыреста. Некоторые крестьянствовавшие ксендзы смогли со временем построить собственные дома, закупили инвентарь, лошадей, скот, поля и луга. Крестьянами стали, в частности: «с размахом» – Юзеф Тушевский, Ян Ходакевич и Феликс Василевский (эти двое вели совместное хозяйство), Францишек Козловский («поставил свой дом») и Матрась, который, уезжая из Тунки, продал поспешно, «за бесценок», «три штуки скота, откормленного борова, четырнадцать возов сена». Крестьянствовавшие ссыльные обеспечивали себя, а все излишки продавали. Кое-кто делал молочные продукты – «известностью пользовались, прежде всего, сыры». Сельским хозяйством занимался, предположительно, диакон камальдул Феликс Кулаковский – «сам выстроил дом». Семинарист кармелит Михал Палейкис вел хозяйство капитана Плотникова.
Все – «все до одного» – разводили огороды для собственных нужд на придомовых участках, выращивали овощи и «в большом количестве» сажали картошку, некоторые просто ради удовольствия разбивали также клумбы; самые красивые левкои были у капуцинов Кароля Ходкевича (двести штук) и Вацлава Новаковского. У некоторых «на тщательнейшим образом ухоженных грядках произрастали такие великолепные овощи, что можно без всякого преувеличения сказать: ксендзам-огородникам впору их было их выставку посылать». Однако к подобному труду не у каждого лежала душа.
Ксендз Станислав Помирский (из-под Плоцка) в письме от 22 июня 1869 года жаловался товарищу в письме на родину: «Добавлю еще, что нынче веду почти животное существование, поскольку едва ли не все силы уходят на то, чтобы голод не докучал, и чтобы не слишком демонстрировать миру пальцы и локти. Разум пребывает в оцепенении, поскольку встречи с книгой выпадают чрезвычайно редко. […] Коли хочешь жить – нужно есть, коли хочешь есть – нужно работать. Согласно уговору, хозяин дома предоставил мне участок земли. Я вскопал землю, посадил картошку и кое-какие овощи; воду ношу сам, довольно далеко, поливаю, пропалываю и тружусь в поте лица своего, и не знаю, выйдет ли из этого толк, поскольку корни молодых растений поедают черви […] В довершение всего вчера (21 июня) выпал снег, покрыл землю и лежал довольно долго». Куляшиньский, который был тогда молодым человеком, такую работу воспринимал как тяжкую повинность: «Копать картошку было мне сложнее всего, так как всякий раз у меня сильно кружилась голова; делать нечего, приходилось самому трудиться».
Многие священники (сведения есть о примерно пятидесяти) довольно успешно занялись различными ремеслами. Среди них были портные (таких «специалистов» оказалось больше всего – восемь человек, в том числе диакон кармелит Вавжинец Дроздыс и Каспер Войткевич) и сапожники (пять человек), в том числе семинарист францисканец Юзеф Пихельский, который «тачал добротные сапоги», столяры (в частности, Ян Пацевич), переплетчик (Игнаций Климович), слесарь (брат Михал Роевский) и скорняк (терциарий Конрад Пежиньский), производители сальных свечей (Юзеф Раюнец, Александер Шепетовский, Ромуальд Скибиньский и Алексий Фиялковский), производители сигар и папирос (таких специалистов было семеро; «превосходные сигары» делал ксендз Аугустин Лаппа), производители «лучших сортов табака» – в том числе «Гаваны», «Вирджинии», «Мэриленда» (Ян Линевич и Фердинанд Стульгиньский), рыбаки (сетями, «на широкую ногу», ловил рыбу доминиканец Альфонс Плищиньский, на удочку – в частности, Станислав Матрась), а также часовщик (Павел Краевский), пекарь (Францишек Каминьский), ювелир, кондитер и даже два «врача». Семеро занимались торговлей. Всего ксендзы освоили примерно два десятка ремесел и других видов работ.
Ювелиром был каноник ксендз Юзеф Стецкий, известный участник варшавских религиозно-патриотических манифестаций в годы, предшествовавшие восстанию. Ювелирные инструменты он привез с собой с родины или купил в Сибири, товар сбывал, в частности, богатым местным жителям (порой ему «случалось заработать»). Брат капуцин из Лёнда, Кароль Ходкевич, стал кондитером (делал, например, английские конфеты, сахарные фигурки). Освобожденный позже из Тунки, он поселился в Иркутске, основал там кондитерскую и – как вспоминают некоторые ссыльные – «нажил на этом огромное состояние». Капуцин Алексий Фиялковский и сандомирский ксендз Александр Янковский закупали мясной скот и зерно и торговали в Тунке и ее окрестностях; Янковский позже даже открыл магазин. Небольшие лавочки держали также бернардинец Рох Климкевич, Юзеф Павловский и Францишек Генутович. Менее активные и предприимчивые, такие, как ксендз Станислав Буковский из Сейненской епархии и ксендз Кароль Волнистый из Вильно, служили батраками у тункинских крестьян. Ксендз Матрась с некоторым ехидством замечал, что двое последних «сами виноваты» в том положении, в котором находятся.
Те, кто занимался ремеслом (в том числе ювелир), несмотря на большой энтузиазм, с которым их описывали ссыльный Вацлав Новаковский и иркутский приходской священник (1906–1909) Фридерик Иозафат Жискар, рассказывавший о том, как успешно священники зарабатывали себе на хлеб, в роскоши все же, вероятно, не купались. На жизнь хватало, если к этому прибавлялись пособие и, вероятно, высылавшиеся родными и близкими суммы за требы. Из подробных записей отца Климовича мы узнаем, что ремеслом переплетчика ему удавалось заработать разные суммы: за 1869 год – тринадцать рублей девяносто одну копейку, за 1871 год – четырнадцать рублей двадцать одну копейку, за 1872 год – четыре рубля семь копеек, а вот за 1873 год – всего два рубля тридцать копеек. Можно предположить, что другие профессии, связанные с производством предметов повседневного обихода, приносили больший доход.
50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.