«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [13]

Дороговизна первого года пребывания ксендзов в Тунке была связана еще и с прошлогодним неурожаем: «замерзли все посевы на полях, прямо на корню, и мука была желтой, как лимон».

А между тем большинство ксендзов, прибывших в Тунку, терпело нужду. Они приезжали из дальних концов Сибири, в плохой одежде, некоторые были больны. Ксендз Куляшиньский вспоминал спустя годы: «одежду нашу главным образом составляли балахоны и тулупы, причем видавшие виды, так что мы производили впечатление оборванцев и отбросов общества, а священное облачение, если кому удавалось его провезти, хранили для последнего пути». Подобным образом писал Матрась: «Одежда, белье и обувь у нас были перешиты из арестантского обмундирования, которое нам выдали во время этапа в Сибирь». Они получали «по три рубля в месяц на питание, одежду, белье, обувь, свет и дрова, то есть, одним словом, на всё про всё».

Их распределили по крестьянским избам или по разрушенным хибарам, в которых когда-то жили ссыльные донские казаки. Ксендзы считали, что местные жители должны обеспечить их дровами и светом, полагая, будто имеют на это право, что лишь усугубило недоброжелательность и сопротивление. Вероятно, священники жаловались чиновникам в Иркутск, потому что 11 апреля 1866 года иркутский гражданский губернатор написал Плотникову официально и сухо: «Жители Тунки не обязаны предоставлять ссыльным жилье, воду, дрова и свечи. Известить преступников, что они должны сами искать себе жилье, сами заготавливать дрова и обеспечивать освещение, сами носить воду, и будучи лишены прав, не могут ожидать постоянных услуг или помощи от местных жителей».

Ксендзы снимали жилье по несколько человек, питались сообща, бедно, однообразно: на завтрак – чай с сахаром и картошка в мундире, на обед – суп, заправленный маслом, и кусочек ржаного хлеб (из перемороженной муки), на ужин – чай и картошка, изредка выловленная в Иркуте и поджаренная на масле рыба – тогда они считали себя счастливчиками. «[…] мы спасались продажей одежды, потому что от голода не убежишь», – писал о том периоде ксендз Куляшиньский. Вероятно, мало кто приобретал продукты на складе Плотникова – в силу нехватки средств.

Можно вообразить отчаяние несчастных, когда им не хватало денег на еду, что уж говорить о необходимой домашней утвари, посуде, ведрах для воды, топорах и т. д. Ведь они имели только то, что было на них да личные вещи в мешках. А первых ксендзов привезли в Тунку зимой. Так что когда крестьяне отказались дать им дрова, некоторые священники бродили по деревне в поисках щепок, которые можно было бы бросить в печь.

Ужаснувшись призраку голода, ксендзы постоянно допытывались у своего попечителя и надзирателя: «Что мы будем кушать?» Объясняли, что личные вещи давно распроданы, денег нет, работы никакой они найти не могут, голодают. Попечитель из государственного ведомства, хотя поначалу сам способствовал недоброжелательному приему поляков в Тунке, вошел в их положение и объяснял иркутским властям, что недавно, посещая жилье ссыльных, видел двух больных, которые три дня питались одним чаем и что польские ксендзы сейчас в самом деле откровенно бедствуют. Никто в деревне не наймет этих людей в качестве работников, потому что крестьянского труда они не знают, земледелием, не имея средств и соответствующих орудий, заняться не могут, надежды на то, что удастся вырастить на огороде излишки на продажу, тщетны, перспектива торговли также весьма сомнительна, поскольку до города слишком далеко.

В довершение всего в марте 1866 года разразилась эпидемия тифа, и за неделю заболело двенадцать ксендзов. Как мог, спасал больных ксендз Людвик Чаевич, немного разбиравшийся в медицине (о чем подробнее ниже), но располагавший тогда лишь банками и ланцетом. 1 апреля тиф унес первую жертву – скончался ксендз Францишек Жуковский, сорока пяти лет, священник из Рачков близ Сувалок. Два месяца спустя, 9 июня, умер еще один ксендз – 65-летний Симеон Яникович из Жмудзи. Эпидемии и всевозможные болезни будут частыми гостями в домах ксендзов в Тунке.

Ксендзы дважды обращались к генерал-губернатору Восточной Сибири Михаилу Корсакову с просьбой определить им для проживания другую деревню, поближе к Иркутску, с более здоровым климатом (так они писали, будучи в ужасе от эпидемии тифа и смерти ксендза Жуковского), куда было бы легче доставить медика и лекарства, а также увеличить пособие «на питание» до шести рублей. В апреле Корсаков велел сообщить ксендзам, что, будучи лишены прав, они не могут ожидать какой-либо постоянной помощи, должны сами себя обеспечивать; он считал, что климат в Тунке исключительно здоровый (а на воды приезжают лечиться даже жители Иркутска), к тому же место поселения одобрил сам царь, так что ни о каких изменениях не может быть и речи. В мае он послал в Тунку полковника Купенкова, чтобы тот ознакомился с положением ксендзов.

Встреча с ссыльными состоялась в казачьей станице. Купенко доказывал, что правительство не в состоянии увеличить размер пособия, ксендзы проинформировали его о местных ценах и предоставили счета, из которых следовало, что только на жизнь им требуется семь рублей в месяц, не считая затрат на жилье и одежду. Аргументы ксендзов поддержал также поручик Плотников. Тогда Купенко предложил ксендзам заняться земледелием или рыбной ловлей, это, мол, поможет им выжить, а кроме того, советовал по двое занять «казенные» пустовавшие хибары, бесплатно, образовав в тункинкой «России» польскую колонию, и согласиться на трехрублевое месячное пособие. Ссыльные отказывались принять такие условия, потому что хибары эти были маленькими, полуразрушенными (их еще только собирались ремонтировать – за счет самих ксендзов), без сеней и заборов, к тому же на территории «России» имелось всего три маленьких колодца. В конечном счете Купенко согласился, чтобы ксендзы получали шестирублевое пособие, с тем, что они сами найдут себе жилье у крестьян и покинут дома, которые заняли прежде. В середине июня специальный комитет по делам быта политических ссыльных в Иркутске и генерал-губернатор Корсаков приняли решение выделить ксендзам в Тунке пособие в размере семидесяти двух рублей в год, то есть по шесть рублей в месяц.