«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [12]

С таким отчаянием писал ксендз, который занимался интеллектуальной деятельностью, наукой, изучал Тункинскую долину (о чем пойдет речь ниже), у которого были близ Тунки любимые места, где – на лоне природы, часто в роще на берегу реки Ахалик – он отдыхал и набирался душевных сил. Что же говорить о тех, кто был слаб духом, стар, болен или просто мало активен! Таких психически буквально убивало однообразие дней и лет (ведь встречи, торжества и т. д. случались лишь время от времени), ностальгия, туманное, неведомое будущее, зачастую убеждение, что в этой безнадежности пройдет вся оставшаяся жизнь. Постоянно терзавшие многих ксендзов переживания («Какие-то дикие, мрачные мысли, толклись, отгоняя сон, в голове, вились в ней дьявольским вихрем»), страх за оставшихся на родине близких, часто отсутствие известий от них, приводили к психическим срывам, способствовали рецидивам опасных болезней. Согласно записям отца Игнация Климовича, на каторге в Акатуе имел место летальный исход, вызванный тоской, отчаянием и сильным стрессом. 5 апреля 1867 года здесь похоронили после очень короткой болезни 47-летнего отца Прокопа Храневича, капуцина из Жмудской епархии. «Он начал страшно тосковать, – записывал по горячим следам в своем сибирском дневнике отец Климович, – и печалиться, что ничего не знает об оставшейся на родине любимой дочери (Храневич ушел в монастырь, будучи вдовцом) – жива ли? – затем тоска захлестнула его полностью. Около 10 вечера он начал отчаянно рыдать, затем – головная боль, лихорадка и тиф».

Ксендз Антоний Опольский из Жмудзи, желая вырваться из Тунки и вернуться на родину, ходатайствовал о принятии его в лоно православной Церкви. Он направил соответствующее письмо губернатору Восточной Сибири, что даже сам атаман Плотников счел шагом безрассудным. В конце концов, Опольский отказался от этих планов и, считая свой поступок тяжким грехом, исповедался в нем перед смертью, которая наступила 29 марта 1872 года. Он прожил пятьдесят девять лет. Другой тункинский ссыльный, ксендз из Варшавской епархии, Винцентий Серемента, не выдержал условий ссылки, пережил нервный срыв и 26 августа 1869 года был отправлен в больницу в Иркутске с диагнозом «помешанный». Там он и скончался в следующем году, в возрасте сорока двух лет.

Ксендз Владислав Байковский, молодой тогда человек, на протяжении трех лет добивался, чтобы ему разрешили поселиться в Иркутске или освободили и позволили вернуться в Европу, доказывая, что имеет на это право на основании амнистии апреля 1866 года, объясняя, что со дня на день, «от почты до почты» тщетно ждет положительного решения властей и отъезда. «Я – человек слабого здоровья» и «если ожидание затянется, – писал он в феврале 1869 года властям, – умру здесь от тоски». В самом деле, его положение могло удручать и даже приводить в отчаяние, ведь Байковский был приговорен «всего лишь» к поселению в Сибири под надзор, а многие светские ссыльные с подобными приговорами давно уже вернулись в страну. Наконец и его «освободили» в марте 1872 года – но на поселение в европейской России, заменив наказание «менее суровой» ссылкой, которая продлилась еще более десяти лет. В конце концов, Байковский навсегда остался в России.

Со временем полицейский надзор над тункинскими ссыльными смягчился и им разрешили передвигаться на большие расстояния или бывать в Иркутске, но в Тунку польские светские ссыльные не приезжали. Ни один из ксендзов об этом не упоминает. Да и с какой целью кто-нибудь стал бы наведываться в это уединенное место?

Возможность общаться с соотечественниками появилась, когда в близлежащий Култук прибыли польские исследователи во главе с Бенедиктом Дыбовским. В 1869 году к нему приезжали из Тунки с ночевкой ксендзы Александр Янковский и Рафал Древновский. Заодно они могли узнать новости о судьбах других кругов ссыльных, а ксендз Древновский, интересовавшийся медициной и практическим лечением, наверняка пользовался советами «лекаря-чудотворца» Дыбовского, слава о котором шла по всей Сибири. Возможно, в Тунку заглядывали товарищи Дыбовского, также ссыльные и натуралисты, Александр Чекановский и Ян Черский, в начале 1870-х годов организовавшие (с ведома и разрешения властей) исследовательские экспедиции на север Тункинской долины. В 1872 году, когда Черский вел исследования где-то на берегах Иркута, ксендз Феликс Ковалевский, страстный орнитолог, прислал ему найденные в горах кости черепа овцы аргали (oris argali), которые были необходимы натуралисту для исследований.

IV. «Коли хочешь жить, нужно есть» – забота о хлебе насущном

Первых ксендзов, прибывавших в Тунку, местные жители принимали подозрительно, недоброжелательно и даже враждебно, однако не упускали случая нажиться на их несчастье. Требовали немереных денег за продукты, причем в этой операции участвовал сам Плотников, который заранее набил свой амбар всем необходимым, понимая, что прибывающие поселенцы будут вынуждены где-то это покупать, а он, таким образом, получит хорошую прибыль. Плотников сразу сообщил полякам, что «у него на складе, то есть в амбаре, имеются отличная пшеничная и ржаная мука, ячменная и гречневая крупа, томское масло, сахар, чай, соль, свечи и мыло, и даже русский табак, сигары и папиросы превосходного качества, и все перечисленные товары можно приобрести в любое время и по сходной цене».