«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [10]

Шрифт
Интервал

. Около девяноста духовных лиц происходило из четырех епархий: из Царства Польского – из Варшавской и Плоцкой, а из Литовского генерал-губернаторства – из Вильненской и Жмудской, из каждой по двадцать с лишним человек. Из Варшавы – одиннадцать человек, из Вильно – два. Это «особое внимание» к четырем епархиям было связано как с большим участием тамошнего духовенства в повстанческом движении, так и с их большей численностью по сравнению с другими епархиями. Подавляющее большинство составляли священники: более ста епархиальных, около сорока пяти монашествующих, остальные – монашеская братия и семинаристы. Это были – по оценкам властей – опаснейшие политические преступники периода Январского восстания: повстанцы, капелланы, члены подпольной организации, агитаторы, «политические» проповедники и т. д. Словом, те, кто больше всего способствовал развитию повстанческого движения в Царстве Польском, в Литовском генерал-губернаторстве и Галиции. По нашим сведениям, в эту группу попали также невиновные, но тогдашние российские власти пользовались собственными критериями, согласно которым «подозреваемый» означало «виновный»!

Ссыльные жили в разных частях деревни, в том числе и на окраинах. «Тунка довольно велика, – писал в 1869 году в письме один из ее вынужденных жителей, ксендз Станислав Помирский. – Нас раскидало по разным ее краям. Чтобы просто навестить кого-то или зайти по делу, порой приходится прошагать семь-восемь верст, а то и больше, путь немалый, весь потом обольешься».

Ксендз Куляшиньский живописно рассказывает о том, как, зная разницу между повседневными обычаями местных жителей и ссыльных, можно было на протяжении дня распознать в тункинском пейзаже дома ксендзов: «Тункинские крестьяне имеют обыкновение зимой и летом топить печь и держать в ней приготовленную пищу; мы же топим позже, после утренней службы во благодарение Господа, что сохранил нам жизнь и здоровье: и многочисленные столбики дыма на фоне степи, поднимающиеся в глубокой тишине к небу, указывали на дома ссыльных священников. Эта картина разрывала мне сердце, напоминая, сколько служителей Церкви обречено на бездеятельность!»

III. «В Тунке ксендзов нет» – под надзором полиции

Изолированные в Тунке ксендзы находились под постоянным наблюдением и надзором полиции. Высшей инстанцией для них был полковник Михаил Семенович Купенко (позже он изменил фамилию на Купенков), находившийся в Иркутске и осуществлявший также надзор над ссыльными всей Восточной Сибири, адъютант генерала Корсакова. Непосредственным опекуном и надзирателем над ссыльными в Тунке являлся казачий атаман, сперва поручик, затем штабс-капитан Матвей Андреевич Плотников. Как и все прочие жители деревни, ксендзы также подлежали контролю так называемой мирской избы и заседателя (что-то вроде асессора полиции) Дьяконова. В специально изданном иркутским начальством уставе были подробно прописаны правила проживания изгнанников и контроля над ними. Первые несколько лет он тщательно соблюдался. Другим польским ссыльным не дозволялось селиться даже в отдаленных окрестностях. Поэтому когда польский исследователь Сибири и Байкала, ссыльный Бенедикт Дыбовский хотел устроить исследовательскую станцию в Култуке, расположенном на берегу озера и Тункинского тракта, сибирские власти долго не давали разрешения. «Опасались, – писал Дыбовский, – что мы станем посредниками между ксендзами и остальным миром».

Ксендзы не имели права покидать деревню, корреспонденция их была ограничена четырьмя письмами в год (раз в три месяца; это правило сохранялось до 1869 года) и проходила официальную цензуру в Иркутске. Будучи лишены гражданских прав (а также прав духовных лиц), они не могли совершать службу, иметь алтари, и лишь один-два раза в год им разрешалось пригласить священника из Иркутска для выполнения религиозных обрядов. Считаясь бывшими ксендзами, они не имели права называть себя священнослужителями, даже предварять – в любых документах – фамилию буквами «кс.» [ксендз]. Они также были обязаны извещать всех своих корреспондентов, чтобы те придерживались в письмах данного правила. «В Тунке ксендзов нет».

Местным надзорным органам вменялось в обязанность регулярно отсылать в Иркутск рапорты о поведении и законопослушности ксендзов-поселенцев. Другие политические ссыльные не имели права контактировать с ними, а в случае прибытия в Тунку таковых следовало немедленно выдворять. Полицейские строгости, ограничивавшие существование ксендзов, стали постепенно смягчаться после 1869 года, однако наблюдение и надзор сохранялись. Осенью 1870 года сибирские чиновники высшего ранга, не забывшие о событиях 1866 года и польском вооруженном бунте на прибайкальском тракте, настоятельно подводили полковника Купенкова к мысли о необходимости переселить ксендзов в другой район Сибири, так как Тунка может стать объектом бунтовщической агитации из Монголии, где произошли волнения.

Купенко в рапорте от 9 декабря 1870 года успокаивал начальство, доказывая, что годы ссылки и изоляции сделали из прежних бунтовщиков совершенно других людей, живущих, главным образом, надеждой на царскую милость и возвращение на родину: «Обходя дома ссыльных и наблюдая их бытовые условия, я мог убедиться, насколько нищета, изоляция от привычной среды и лишение социального положения способны изменить мировоззрение этих людей; в них сегодня невозможно узнать не то что агитаторов, некогда сыгравших значительную роль в восстании, но даже тех ссыльных, какими они прибыли в Сибирь». Правда, невозможно полностью исключить возможность попытки бегства в Монголию, но в этом смысле Купенко больших шансов беглецам не дает, учитывая здешние расстояния и естественные преграды.


Рекомендуем почитать
Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.