«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [17]

Мы не располагаем более детальной информацией о том, как священники возделывали землю. Насколько новаторские методы они применяли? Сеяли, главным образом, рожь и пшеницу, а также другие полезные растения, которые Новаковский – на свой лад – называл «всякой пашницей»: вероятно, были там татарка (гречиха), возможно также лен и подсолнечник для производства масла. Вызревала ли, например, пшеница, учитывая короткий период вегетации в условиях Сибири? Никаких доказательств у нас нет, но, очевидно, священники все же как-то справлялись; впрочем, известно, что даже в Забайкалье удавалось в те времена получить неплохой урожай привезенных из Польши сортов пшеницы – «польской» и «сандомирской». Священникам, безусловно, приходилось учитывать местную специфику и отдавать предпочтение типично сибирским культурам. Однако и они не всегда давали хороший урожай по причине погодных условий: «Урожай у нас тут очень бедный, – жаловался Помирский в ноябре 1869 года, – в период цветения и налива зерна после засухи выпал снег, затем ударил сильный мороз, что случается здесь часто, к тому же не прекращаются дожди, так что будет голодно». «Озимые очень редко, где сеют, – писал Наркевич о местных, тункинских, земледельцах, – поскольку те не вызревают, хлеб пекут из яровых, а больше здесь ничего нет».

В удачный год, сняв хороший урожай, как священники-земледельцы, так и священники-огородники продавали излишки жителям Тунки – особенно в так называемый передновинок (время перед жатвой), когда не слишком предприимчивые местные жители нуждались буквально во всем. «Крестьяне в Сибири на диво недальновидны, – писал Новаковский. – Убрав зерно, немедленно принимаются печь булки и хлеб из лучшей муки, просеянной через частое сито; а позже, когда даже ржаного хлеба не будет, питаются одной картошкой, когда же и ту съедят подчистую, так, что даже на посев не останется, покупают у ксендзов».

Буряты же, «в целом более дальновидные и хозяйственные», чем тункинские крестьяне, бывали частыми гостями в магазине ссыльных, приветствуя их своим традиционным: «Мунду, та мунду, малмынду». Чтобы как-то с ними договариваться, священники учили наиболее употребительные слова, числительные, необходимые для совершения покупок и торговли выражения. Кроме того, именно у бурят, главным образом, покупали каждую весну рогатый скот, так что летом на окрестных пастбищах паслось «ссыльное стадо», насчитывавшее до сорок голов. Пастухом был ксендз Людвик Бронишевский из Подляшской епархии, Общество выплачивало ему за это ежемесячное вознаграждение – три рубля.

Ссыльные основали (также за счет взносов) еще больничную кассу, аптеку и собственную службу здравоохранения, поскольку убедились, что иркутские чиновники не планируют этим заниматься – они даже отказались прислать в Тунку постоянного врача. Лишь время от времени деревню посещал «государственный медик». Так что священникам приходилось лечиться самостоятельно, пользуясь при этом лекарствами, присылавшимися капитану Плотникову.

Руководство организацией аптеки и ее функционированием взял на себя сперва ксендз Амброзий Гжимала, монах-францисканец из Журомина, а затем ксендз Юзеф Писанко, викарий из Березины близ Минска (на родине на протяжении многих лет являвшийся фармацевтом). Все необходимое привезли из Иркутска, чиновники, которым идея пришлась по душе, «прислали большое количество лечебных трав и различных медицинских ингредиентов», а иркутский приходской священник Швермицкий – «превосходную, дорогостоящую электрическую плитку». Для более эффективной работы «службы здравоохранения» территорию Тунки разделили на пять частей, для каждой из которых назначили так называемого инфирмерия, опекавшего «своих» больных, навещавшего их, обеспечивавшего лекарствами и т. д. Главным инфирмерием являлся ксендз Эразм Ключевский. «Медбратья» также помогали «врачам»: варшавскому канонику Людвику Чаевичу и миссионеру из Плоцка Рафалу Древновскому.

Эти двое в предшествующий пребыванию в Тунке период ссылки (в Енисейской губернии) учились у польских ссыльных врачей медицинскому ремеслу. Древновский при этом уже обладал некоторыми теоретическими познаниями, полученными на частных курсах в Варшаве и при посещении медицинских учреждений в Париже. Чаевич же учился у доктора Антония Барановского, выпускника университета в Дерпте – по пути из Варшавы, а затем проживая по соседству с ним в деревне Большие Сыры. Кроме того, у обоих священников имелась в Тунке специальная литература. «Знание латыни облегчило им знакомство с рецептурой, кроме того, вне всяких сомнений, также и врожденные способности помогли […] приобрести практический опыт и успешно заниматься уже самостоятельным лечением». Они делали это тайно, поскольку не имели официального разрешения, но иркутские чиновники, хоть и были в курсе сложившейся ситуации, не чинили препон.

Когда в 1868 году доминиканец отец Филипп Мокшецкий (а также его близкие на родине) ходатайствовал о том, чтобы в связи с плохим состоянием здоровья ему разрешили покинуть Тунку и поселиться в Омске, 11 января 1869 года генерал Константин Николаевич Шеласников, возражавший против освобождения ссыльного, сообщал начальнику Корпуса жандармов: здравоохранение в Тунке налажено превосходно, что касается климата, деревня – одна из самых здоровых, у священников имеется собственная аптека, периодически приезжают государственные врачи, а «многие» ссыльные хорошо разбираются в медицине. Ведь еще в конце прошлого года вышеупомянутые священники Чаевич и Древновский получили официальное разрешение генерал-губернатора Восточной Сибири на лечение своих соотечественников. Они также не отказывали в помощи и другим нуждавшимся в ней жителям деревни, однако такого рода деятельность уже вынуждены были скрывать. Лишь летом 1871 года новый генерал-губернатор Николай Синельников поручил Чаевичу осуществлять «фельдшерскую помощь» местному населению из окрестных улусов, «которую он и так уже раньше оным оказывал». Известно, что «его обожали бедные полудикие буряты, которых он окружил горячей заботой».