Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [52]
Материалистическое понимание способности «улиц и подъездов» превращать советских подростков в малолетних преступников подсказало чиновникам и сознательным гражданам столь же материалистическое решение: вытащить их из подъезда и отправить туда, где они окажутся под строгим присмотром человека, наделенного авторитетом. Коль скоро подъезды так влекут к себя тела и души подростков, значит, последних надо переместить – если понадобится, силой, как намекали работники Пудожского райкома – в другую материальную и социальную среду, более благотворную для тела и души. Неудивительно, что одной из наиболее распространенных форм внеклассной воспитательной работы с подростками как в средней школе, так и в техникуме, стали экскурсии в учреждения культуры, к историческим достопримечательностям и в места, связанные с военной историей, – идея, восходящая к советским педагогическим дискуссиям 1920‐х и 1930‐х годов[328]. Поездки к «местам революционной и боевой славы советского народа» рассматривались как способ воспитания молодежи, потому что погружали ее в материальную среду, в большей степени побуждавшую подростков примерить на себя роли сознательных членов общества, чем обстановка, в которой они жили. Теория и практика советского воспитания предполагала, что регулярная организация таких поездок сделает из подростков правильных социалистических субъектов[329].
В приведенных и многих других примерах советские чиновники и рядовые граждане не разграничивали материальные и социальные аспекты девиантного поведения подростков. Следуя логике стихийного материализма, они распознавали способность подъездов и других общественных мест сообщать подросткам негативный социальный потенциал – негативный с точки зрения советской власти. Нередко девиантное поведение советских подростков объясняли дурной компанией и своеобразными моральными нормами маргинальных групп. Однако материальная среда подъездов, подвалов и улиц играла не меньшую роль. Стены и темнота подъезда защищали молодежь от взгляда взрослых, отопление не давало замерзнуть, а ступеньки лестниц предоставляли, пусть и тесное, но все же пространство для относительно неподконтрольного общения. Иначе говоря, в подъездах создалась благоприятная среда, где советские подростки могли реализовать себя как независимых социальных акторов.
В работе «Понятие сознания» (The Concept of Mind) Гилберт Райл предположил, что способы мышления, эмоциональные реакции и поведение в определенной мере коррелируют с физическим положением человека в пространстве: «Возможное теоретическое истолкование в духе утверждения „сознание есть место самого себя“ неверно, ибо сознание не является „местом“ даже в метафорическом смысле. Напротив, шахматная доска, сцена, школьная парта, судебная скамья, сиденье водителя грузовика, мастерская и футбольное поле среди прочего являются его местами. Здесь люди трудятся и играют, глупо или разумно»[330]. Советские чиновники и интеллигенция, скорее всего, согласились бы с тезисом Райла в том отношении, что, согласно классовой логике, которой они следовали, подъезд, подвал и улица представали как места, определявшие – а не просто отражавшие – положение человека в обществе и его статус с точки зрения принятых в культуре норм. Вот почему люди стремились очистить переходные пространства советских городов от непрошеных гостей. Последние, лишенные права голоса в культуре, отвечали, используя те единственно доступные им средства, что были у них – буквально – под рукой.
Следы на стенах
Детективный триллер Сергея Ашкенази «Криминальный талант» (Одесская киностудия, 1988) начинается с расследования нескольких преступлений, совершенных молодой женщиной – «лимитчицей», недавно приехавшей в Ленинград. По мере развития сюжета обычное детективное расследование постепенно перерастает в анализ бытовых условий, в которых приходится жить молодым неквалифицированным рабочим-мигрантам в огромном советском городе. В «Криминальном таланте» советский кинематограф заново открыл маргинальные городские пространства, населенные эксплуатируемыми людьми без права голоса. Вслед за главным героем, следователем ленинградской прокуратуры, камера проникает в темные, неуютные закоулки, разбивающие чаяния, надежды и мечты своих новых обитателей. Последние оказываются не в состоянии преобразовать эти пространства, отчуждающие их от социалистического общества, или хотя бы вступить с ними в спор; единственное, как они могут воздействовать на городскую среду, это оставлять следы: граффити на улицах и плакаты на стенах заводского общежития (ил. 4.2).
Ил. 4.2. Граффити на задворках Ленинграда. Кадр из фильма «Криминальный талант» (1988).
«Криминальный талант» отразил гуманистический импульс перестроечного кинематографа – стремление понять, как широкие слои советского общества утратили право голоса и превратились в маргинальные группы. Именно в этом главное отличие фильма от одноименной повести Станислава Родионова 1979 года, где ничего не сказано о социальных факторах, обуславливавших положение главной героини в позднесоциалистической городской жизни
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.