Вещие сны - [32]

Кроме того, она узнала, что те мужчина и женщина, которые в Атланте приняли ее за Кэролайн, вероятнее всего, были Дилан Йорк и Лисса Мейтленд — они работали у Скотта Маккенны. Сейчас они в командировке, по смутным слухам, где-то на востоке. Но скоро должны вернуться.

Очень скоро.

Еще Джоанна узнала, что примерно за неделю до смерти Кэролайн купила в «Еще одной штучке» маленькую старинную шкатулку. Насколько это важно? Кто знает. Просто еще один фрагмент изощренной головоломки, еще один факт — в добавление к остальным.

Удастся ли когда-нибудь сложить все это вместе и увидеть таинственную картину в целом?

В пятницу Джоанна познакомилась с Кейном Барлоу.

После ленча, который она заказала в номер, ей захотелось отыскать местечко потише и подставить разгоряченный лоб морскому ветру, чтобы в мыслях появилась какая-то ясность. Но, удобно устроившись с газетой на прохладной веранде, она поймала себя на том, что не в силах сосредоточиться на новостях дня — почему-то здесь новости дня казались неважными, во всяком случае, в этот день.

Внутреннее беспокойство согнало ее с веранды. Было около четырех часов дня, до темноты оставалось больше двух часов — заблудиться она не боялась. Она направилась к обрыву и повернула на север, твердо решив не приближаться к дому Маккенна. Пока. Пока не разобралась в новых подробностях жизни Кэролайн.

Между скалами и городом оставалось некоторое пространство, застроенное просторными коттеджами, причем, несомненно, по индивидуальным проектам, что создавало впечатление разнообразия и оригинальности. Большинство домиков было в частном владении горожан; впрочем, ей сказали, что гулять там разрешается.

Джоанна пошла по узкой тропе, вьющейся вдоль неровной линии берега на безопасном расстоянии от обрыва. Миновав несколько коттеджей, она уже хотела повернуть назад, к «Гостинице», когда вдруг увидела за деревьями еще один — и рядом его хозяина.

Человек стоял к ней спиной, и внимание его было полностью приковано к картине на мольберте.

Не особенно задумываясь о том, стоит ли так поступать, Джоанна направилась к нему со словами:

— А я думала, вы не пишете морских пейзажей.

Он резко обернулся — блестящие зеленые глаза расширились, остановившись на ее лице. Он был красивый мужчина — высокий, хорошо сложенный; рыжие волосы аккуратно подстрижены — даже слишком аккуратно для художника.

— Черт! — воскликнул он приятным низким голосом.

— Прошу прощения, я не хотела вас напугать, — сказала она. — Меня зовут…

— Джоанна Флинн, — уверенно закончил он. Она обреченно вздохнула.

— Мне уже не нужно и представляться. — И, взглянув на него, не удержавшись, заявила:

— А вы, конечно, Кейн Барлоу, местный художник.

Чувство юмора у него, по крайней мере, было; улыбаясь одними глазами, он вежливо ответил:

— Именно так, мисс Флинн.

— О, зовите меня просто Джоанной. Как все остальные.

— Хорошо, но тогда я Кейн. — Не сводя глаз с ее лица, он недоверчиво покачал головой. — Простите, что я вас так рассматриваю, но для художника это и в самом деле… даже не знаю, как сказать… мы ведь видим все не совсем так, как другие.

— Для меня это тоже не так, как для других, — сказала она. — Оказаться столь похожей на другого человека и само по себе странно, но когда тебя окружают люди, которые знали именно этого другого человека… опыт, скажу я вам, уникальный.

— Представляю себе.

Она посмотрела на его картину.

— Я помешала вам? Ухожу!

Кейн покачал головой.

— На сегодня я закончил. Уже темнеет.

— Мне говорили, что вы не пишете пейзажей, — повторила Джоанна свою первую реплику, на всякий случай убедившись в том, что перед ней действительно пейзаж. Написан он был красочно и живо. В отличие от других известных ей морских пейзажей на этом волны океана, бьющиеся о скалы, были не темные — серые или синие, а выполненные сочными мазками, неожиданно останавливали взгляд яркими, теплыми тонами.

— Действительно, почти не пишу, — сказал Кейн. — Море не слишком меня вдохновляет.

— Если вы так работаете при отсутствии вдохновения, то я хотела бы увидеть то, что вы делаете, когда оно вас посещает.

— Вы разбираетесь в искусстве? — сухо поинтересовался он, как бы следуя осточертевшей традиции.

Она засмеялась.

— Не волнуйтесь, я не буду бесить вас банальностями типа «в искусстве я не разбираюсь, но отлично знаю, что мне нравится и что не нравится».

— Что ж, для большей части человечества это достаточно честное заявление.

— Я, пожалуй, тоже отношусь к этой части, но оставим пустые разговоры. — Она снова посмотрела на мольберт. — Просто… я чувствую все это. И так же было с той вашей картиной, что висит в магазине плетенья. Словно эти живые краски вот-вот разорвут рамки холста и заполнят собою мир.

— Я рад, что вам нравится, Джоанна. — Слушая ее, он не спеша вытирал кисточки.

Услышав в его голосе холодноватую сдержанность, она подумала, что, вполне возможно, ему неприятно, когда при нем говорят о его работах. То немногое, что ей удалось прочесть, свидетельствовало, что Кейн Барлоу был одним из тех немногих редкостно одаренных художников, которые пишут картины, чтобы унять снедающую их жажду творчества; ему не было дела до коммерческого успеха — лишь бы хватало на жизнь. А еще о нем писали, что художественные критики уважают его за то, что он прислушивается к их мнению.