Весенняя пора - [23]

— Перестань, мать! — неожиданно заволновался сын.

— Хоть и глупа я, а догадываюсь. Муха на ухо шепчет мне в моем темном углу.

— Довольно! — крикнул Дмитрий и выбежал из юрты.

Только кончили чаепитие, как появилась Варвара.

— Не пойму я что-то, о чем мой сын договорился, — произнесла она, входя. — Слушай, парень! Откуда у тебя сено возьмется восемь чужих скотин кормить? С Дулгалаха твоего никогда больше восьмидесяти копен не собирали.

Подумали да рассудили, оказалось, что и в самом деле нечем будет кормить чужую скотину. Тут и на свою-то корову да бычка еле-еле хватит. К тому же, если не падет Дочка, у них ведь целых три скотины будет. Стали высчитывать… На корову — сорок копен, а на телку — двадцать… С ужасом убедились, что на веселовскую скотину потребуется двести сорок копен. Арендовать покос у чужих — все равно что погибнуть. Лучше уж у самого же Федора за половинную долю попросить. На этом и порешили.

Егордан на другой же день уговорился с Веселовым скосить ему семь десятин за половинную долю.

— Вот видите! — воскликнул Дмитрий, узнав условия нового договора. — Он — паук, а мы — мухи.

— Надо бы отобрать у него богатство! — язвительно заметил Федот.

— И отберем! Пока он у нас жизнь не отобрал…

— Ох, и не надоело вам! — молит мать. — Смел-то ты смел, Дмитрий, а счастье свое упустишь. Долго шептались две старухи в темном углу.

— Ну что ж что у богатых росла! Родом-то не лучше нашего, — слышалось оттуда. — Девушка и сама не прочь. Ирине сказать можно, Дмитрий ей нравится.

Варвара оказалась проворной свахой. В тот же вечер в темном углу веселовской избы зашептались старушки. Ирина было обрадовалась. А Федор оскорбился, забушевал. Бедная девушка горько плакала в хотоне.

— Не судьба! — вздыхали старухи.

На другой вечер маленькая Аксинья за руку привела отца.

— Дмитрий, ты, говорят, в зятья ко мне проситься решил, — заговорил Федор. — Ведь ты брезгуешь богатством. А девушка росла у богача. Вот поедешь в Россию с другом своим, русским фельдшером, там и женишься на русской красавице. Хотя и то сказать — сумеешь, так и на моей женись. Увозил же удалой Манчары женщину в леса. Вот и ты увези Майыс да живи с ней в лесах Эндэгэ. Громкое будет событие: нищий Эрдэлир увел приемную дочь богача Веселова!

— А не смеялся бы ты, Федор, — донесся из угла тихий голос Дарьи. — Знаешь, говорится: позудилось — почешись, полюбилось — попросись.

— Просить — так уж дочь губернатора! Собака, говорят, не давится, а такие, как твой сын, не стыдятся.

Скрывали от всех свою печаль Майыс и Дмитрий, и казалось, примирились они со своей судьбой.

Но однажды вернулся Дмитрий из Кымнайы необычно возбужденный. Глаза его горели, лицо озарялось улыбкой, и, как всегда, он насмешил всех в юрте, изображая знакомых.

— И чего ты сегодня такой радостный? — удивился Егордан. — Чернобурку, что ли, убил?

— Пусть сынок радуется, — отозвалась Дарья. — В молодости, бывало, увидишь отражение свое в воде и засмеешься, сама не знаешь чему. Наше богатство — смех наш.

Вдруг Дмитрий, будто вспомнив что-то, сорвался с места и выбежал на улицу. Никитка, по обыкновению, бросился за ним. Дмитрий сбежал вниз по берегу и у самой реки обернулся к мчащемуся за ним Никитке, поймал его обеими руками, как мяч, и взволнованно зашептал:

— Никита, милый, сходи, позови Майыс, да чтоб никто не знал. Я тебе коня выстрогаю.

Потом он с Никиткой на руках бросился обратно, а наверху шепнул еще раз:

— Ну, иди, милый, — и, опустив мальчика на землю, принялся с остервенением колоть дрова. Сейчас он был похож на хмельного.

Приглашенная бойким Никиткой Майыс подошла к юрте, притронулась к двери, но быстро отвернулась и тихонько проскользнула мимо Дмитрия к огромным деревьям, стоящим над кручей. Дмитрий спустился вниз к реке. Вскоре Майыс вернулась, пригнав отбившуюся от стада телку, и прошла к своему дому. А Дмитрий, вернувшись, еще более возбужденный и радостный, широко распахнул дверь в юрту и вызвал Егордана во двор. Они уселись на дрова, и Дмитрий стал о чем-то горячо упрашивать Егордана.

— А голов-то у меня сколько? — ответил Егордан. — Одна ведь всего! Уж лучше ты меня, Дмитрий, в это дело не впутывай.

— Отец Василий согласен. Я у Боброва три рубля в долг выпросил. Вот они!

— Не знаю я, Дмитрий! Уж очень страшно! Я и слыхом никогда не слыхал про такие дела. А как она?

— Согласна! Согласна же! Прошу тебя, Егордан, сделай меня человеком!

— Ох, беда! — замотал головой Егордан. — Надумал же ты!

— Попу я уже сказал, что ты согласен.

— За глаза?! — изумился Егордан.

— Вера у меня в тебя большая.

Долго вздыхал Егордан, долго мотал головой, но под конец сдался.

— Давно бы так! — воскликнул Дмитрий и оглянулся по сторонам, словно искал повода побегать да пошуметь.

Вдруг он подскочил к навесу над входом в юрту и сорвал висевшее на столбе ружье. Грянул выстрел. Над лиственницами промелькнули три быстрокрылых чирка.

— Вот сумасшедший! — крикнул Егордан. — За версту!..

Из юрт высыпали перепуганные люди, от соседей ласточкой прилетела Майыс. Подошли даже приемные дети Веселова — медлительный толстяк Давыд и малолетний мудрец Петруха, шаркая огромными торбасами с чьих-то взрослых ног. На полдороге он остановился и стал размахивать пустыми рукавами изодранного пальто, тоже с чужого плеча. Даже старая Дарья, стоявшая в дверях, протянула наружу свой посох.