Весенняя лихорадка - [74]

— М-м.

— Я не стесняюсь. Ты это знаешь. Просто это чертовски…

— Дешево и вульгарно, надо полагать. Ты слишком разборчива.

— Знаю. Именно так. Доброй ночи. Если утром не захочешь меня видеть, ничего страшного. Доброй ночи.

Лиггетт не ответил, и Глория вышла. Он сидел, с минуту испытывая к ней ненависть, потому что хотел ее в этой каюте почти так же сильно, как хотел вообще. В тесноте каюты было бы хорошо, будто в сундуке. Это создало бы ощущение новизны.

А потом до Лиггетта стало доходить, что имела в виду Глория. Он сожалел о том, что говорил (но знал, что может это загладить). Ему захотелось увидеть ее перед тем, как она ляжет спать, сказать, что извиняется, что она была права относительно каюты. Она не какая-то проститутка и была права, отказываясь ложиться на эту койку. Он надел жилет, пиджак и вышел из каюты.

Пароходные звуки заглушали его тяжелые шаги по палубе. Только благодаря этому он понимал, как шумен «Сити оф Эссекс». Обычно при ходьбе Лиггетт создавал много шума, но тут были большие поршни, вращавшие колеса по бокам, сами колеса, шум рассекаемой воды, довольно сильный ветер с берега. «Фу ты», — хотел сказать он, но ветер помешал ему, заполнив рот.

Одна палуба, другая, Глории нигде нет. Лиггет увидел свисающее со шнура объявление: «После 8 часов вечера подниматься на верхнюю палубу пассажирам запрещается». Вот там она и будет.

Лиггетт перешагнул через шнур с объявлением и стал медленно подниматься по трапу. Таиться не было нужды. Очевидно, все пассажиры уже легли спать, и Лиггетт считал, что в это время никто из палубной команды работать не будет.

С верха трапа Лиггетту были видны только очертания рулевой рубки, единственная труба «Сити оф Эссекс» и несколько вентиляторов. На берегу виднелась короткая полоска света, все остальное скрывала тьма. Потом Лиггетт увидел Глорию, он догадался, что это Глория, сидящую на крыше ресторана. Она повернулась и тут же увидела его, ее глаза лучше привыкли к темноте. Поднялась и побежала. Потом остановилась, огляделась.

— Не беспокойся, — крикнул Лиггетт, повернулся и стал спускаться. На середине трапа услышал крик или подумал, будто слышится крик. Взбежал по ступеням и тут понял, что действительно его слышал. Посмотрел в воду и увидел, как Глорию затягивает под колесо. Потом пароход остановился.

— Я ничего не мог поделать, — произнес Лиггетт, хотя никто его не слышал.

10

Между плицами колес и кожухом над ними пространство очень тесное. Потребовалось полчаса, чтобы достать оттуда то, что осталось от Глории, и никто не хотел этим заниматься. Упади она за борт позади кожуха, ее бы отбросило от парохода силой колеса, но она упала прямо перед кожухом, а там очень сильное засасывание. «Сити оф Эссекс» постоянно затягивает под колеса плавающие бревна, дохлых собак, апельсиновые корки, иногда, делая оборот, колесо выбрасывает их. Иногда нет. Люди в рулевой рубке услышали второй крик и дали сигнал остановиться. К этому времени Глорию подхватили плицы и с силой затянули под кожух, круша все тело. Возможно, она была убита сразу же, когда плица ударила ее по голове. В теле не было и пяти дюймов не сломанных костей. Один матрос, увидев, что ему предстоит делать, упал в обморок. Капитан «Сити оф Эссекс», Энтони У. Паркер, видел нечто подобное лишь однажды, то был кочегар с «Эрмы», когда на «Эрме» в девятьсот одиннадцатом году возле Нантакета взорвался котел. Капитан Паркер распорядился достать тело женщины.

Он и двое матросов влезли под кожух с лодки. Матросы держали обычное армейское одеяло. Один из них выпил глоток бренди из фляжки капитана; другой хотел было тоже выпить, но решил, что без этого сможет работать лучше. Они накрыли тело одеялом, потом осторожно перекатили его внутрь. Капитан Паркер помог им внести тело в трюм.

— Возвращайтесь, поищите другую руку, — велел капитан Паркер. — Возможно, у нее на пальце было кольцо. Нужно выяснить, кто она.

Поиски другой руки оказались безрезультатными.

— Закройте тело, — приказал капитан Паркер, когда одеяло распахнулось. — Марш на место, — велел он собравшимся членам машинной команды.

Вызвали старшего стюарда и отправили за одной из стюардесс, пожилой негритянкой. Та завопила и отказалась повиноваться, потребовалось пять минут, чтобы уговорить ее взглянуть хотя бы на одежду девушки, которую ей показали, приподняв угол одеяла. Потребовалось еще десять минут, чтобы добиться от нее какого-то ответа, тогда она сказала, что да, узнает это платье, и назвала номер каюты Глории. Капитан отправил туда кого-то, этот кто-то вернулся и сказал, что, видимо, это она, постель неразобрана, и каюта выглядит пустующей.

— Она села на пароход с единственной целью совершить самоубийство, — сказал капитан Паркер. Жуткое дело. Молодая девушка. Возможно, беременная. Ему в голову не приходило, что тут может быть не самоубийство, а что-то иное. Молодая девушка, по словам стюардессы, ей восемнадцать — двадцать один, она поднялась на борт в одиночестве, ела в одиночестве, по словам старшего стюарда (он вспомнил ее, услышав сделанное стюардессой описание; это подтвердил эконом), никто не видел, чтобы она с кем-то разговаривала. Капитану Паркеру требовалось предоставить полный отчет владельцам судна и портовым властям в Нью-Йорке и Массачусетсе. Какой-нибудь помощник окружного прокурора, стремящийся увидеть в газетах свою фамилию, примется копаться в случившемся. Но здесь преднамеренное самоубийство, и ничего больше. Жаль, что девушка не спрыгнула с кормы, но если так уж хочешь покончить с собой, невелика разница, как это сделать. Капитан Паркер надеялся, что она погибла от удара плицы по голове, когда ее втянуло внутрь, иначе, судя по виду, это была ужасная смерть. Ужасная. Что поделаешь, девушки беременеют, несмотря на все способы предохранения. Капитан Паркер подумал, прочесть ли над телом «Отче наш», потом посмотрел на своих офицеров и матросов. Нет, нет, никаких молитв в их присутствии. Фанкетте, матрос из Потакета, увидев тело, перекрестился. Этого было достаточно. При желании родные девушки могут заказать заупокойную службу и прочесть какие угодно молитвы.