Рекс Синклер плавно въехал в гараж на своем «форде-спешиал», поставил его на ручной тормоз и выключил двигатель.
— Как видишь, мы это сделали, — объявил он.
— Признаться, не был уверен, что получится, — ответил Бадди Лонгден. — Порой мне мерещились венки на собственной могиле.
— Ты католик? — спросил Рекс.
— Был, а теперь — ничто.
— Не ничто, — возразил Рекс, — а человек со своим стилем игры на пианино. Умел бы я так же, не думал бы ни о чем.
— Я тебя научу, — успокоил его Бадди.
Они вышли из машины и стали на дорожке.
— Это одно из лучших естественных мест, откуда открывается прекрасный вид на всю округу, — сказал Рекс. — Посмотришь вниз — и под тобою знаменитый Лос-Анджелес в ночи, волшебный ковер из огней и так далее. Взглянешь вверх — увидишь ютящиеся маленькие домики. Они мне больше по сердцу: огни в маленьких домиках.
— Сегодня у меня нет возможности восхищаться, подобно тебе, — заметил Бадди.
— Да, конечно, а я, когда стоит такой туман, испытываю приятное ощущение силы сделать что-то необыкновенное, недоступное большинству.
— Имеешь в виду нашу поездку сюда? — спросил Бадди.
— Ты говоришь так, будто это просто. Тысяча долларов против десяти, ты не сможешь на моей машине сразу проскочить в Голливуд. Пятьсот против десяти, тебе не удастся проскочить и днем. Не спорь, таксисты и те добираются сюда по подсказке. Два-три раза неправильно повернешь — вновь окажешься на Франклин-авеню. Можешь заехать в тупик. Или поведешь машину не на той скорости, запросто въедешь в забор, и будь здоров.
— Тебе, я вижу, нравится жить в уединении, — заметил Бадди.
— Я его не ощущаю. До Парамаунта менее пятнадцати минут езды. Спокойно. До Коламбии — двенадцать. Разве это уединение? Бог мой, если бы я хотел, жил бы в Беверли, но здесь именно то, что мне надо. Угадай, что находится на крыше моего гаража?
— Ты поставил меня в тупик.
— Теннисный корт. За участок, который он занимает, в Беверли пришлось бы уплатить убийственную сумму. А у меня здесь и гараж не меньше самых больших в Беверли, и теннисный корт, и за все это один налог. Но есть одна проблема.
— Какая?
— Гремучие змеи. Склоны гор кишат ими. Да, возьми фонарик. Живя здесь вот уже девять лет, я ночью так ни разу их и не видел. Просто не попадались.
— Боже, лучше отсюда убраться.
— Не беспокойся. При мне всегда вот эта хлопушка, и я знаю, как ею пользоваться, — Рекс показал пистолет специального выпуска для банкиров.
— Может, лучше пойдем в дом и выпьем? — предложил Бадди.
— Конечно. Держись за меня, — ответил Рекс.
— Ты чертовски прав, так будет лучше, — добавил Бадди.
Большой холл был удобно обставлен мебелью. У камина стояли друг против друга две низкие тахты прекрасной обивки и круглый стол между ними. В одном углу — карточный стол с полочками, заставленными колодами карт и бумагой с карандашами. В другом — оборудованный со знанием дела бар. Полированный паркет устилали ковры различных размеров, шкуры белых медведей и леопардов. По всему холлу были расставлены стулья — десятка два с половиной. Картины, в основном увеличенные портреты киноактеров, морские пейзажи, всевозможные суда, украшали стены. Портрет Синклера в форме капитана индийской армии, выполненный маслом, был единственным портретом хозяина. В одном из углов красовались концертное пианино фирмы «Стейнвей» и целый набор ударных инструментов.
— Приличная кухня, — одобрил Бадди.
— Да-а… — протянул довольно Рекс. — Избавившись от Мэрси, я превратил эту комнату в место отдыха и расслабления. Она всегда содержала ее по последнему шику на случай, если вдруг приехал бы к нам Ноэль Ковард. Но он не появился. К встрече с обществом голливудских «звезд» она готовилась шесть лет, недоумевая и удивляясь, почему Цезаря Ромеро всюду приглашают, а меня, тоже «звезду», нет. И мне нечего было сказать в ответ. Налей-ка себе, закури и сыграй «Дорожный блюз».
— Не уверен, что помню. Давно не заказывали.
— Ты вспомнишь, только начни. Он сам придет к тебе. Я слышал его в твоем исполнении два года тому назад на вечеринке у Хэнка Фонды. Черт с ним, давай что знаешь. Желаешь немного лирики — «Дорожный блюз» могу подпеть. Получится неплохо. С удовольствием послушаю «Голубую Луизиану» и «Остановись, взгляни и выслушай». Потом попробуешь несколько более старых вещей.
— Зависит от их возраста, — сказал Бадди.
— «Покинула Хелен» помнишь? «Она могла танцевать до рассвета»?
— Флетчер Хендерсон?
— Не знаю, — ответил Рекс.
— Ты хочешь петь. Понятно, — сообразил Бадди.
— Петь и слушать твою игру, но в основном, конечно, второе, — подтвердил Рекс. — Тебе не помешает, если я присяду за «кастрюли»? Только пошелещу щетками.
— Это как когда.
— Ты не волнуйся — у меня отработано. Иногда я приезжаю со студии, выпиваю, ставлю пластинку и могу час-другой посидеть, подстукивая щетками.
— Зарабатывал когда-нибудь этим на жизнь?
— Играл в небольшом школьном оркестре. Без контрактов. Два-три доллара за вечер. «Кастрюля», контрабас, цимбалы, деревянный ящик, коровий колокольчик — шестьдесят долларов на всех, может, чуть больше. Моя тетка давала мне деньги, а мать хотела отправить ее за это в желтый дом. О, когда я держал в руках эти два-три доллара, для меня был настоящий праздник. Потом стало все иначе.