Весенняя лихорадка - [66]

Отец. Этот сукин сын, видимо, где-нибудь на Лонг-Айленде, в Коннектикуте или Уэстчестере, где красиво и прохладно, а здесь мать учит своего щенка справлять нужду стоя, как мужчина, а не сидя, как размазня. Но мать как будто не тосковала по отцу. Она была самостоятельной, для женщин это большое достоинство. То, что женщины должны плакать, ждать или что там еще, — ерунда. Дайте женщине ее дитя или детей, и пошли все мужчины к черту. То, что Глория считала чепухой относительно материнства, на ее глазах продемонстрировали овчарка и ее щенок. Настроение у нее улучшилось. В ее глазах Билл Гендерсон занял место просто-напросто отца детей Анны, и пусть себе укладывает свою медсестру на операционный стол или делает что угодно. Сыграв свою роль в зачатии детей Анны, он утратит значительность. Если любишь мужчину, тем лучше, но его не обязательно любить, не обязательно даже знать. Эту идею привезли из Франции и Англии, кобылы в этих странах стали жеребиться, эту идею успешно применяли к людям в Нью-Йорке, в тех случаях, когда муж был бесплоден, а оба супруга хотели ребенка. Лиггетт. У него есть дети. Глория задумалась о себе. Три аборта и все прочее, чем она предохранялась от беременности, возможно, оказали очень скверное воздействие. Ей впервые захотелось ребенка, а она…

— Глория! Тебе звонит Эдди Браннер, — позвала мать.

— Сейчас подойду, — ответила Глория.

Эдди мог бы это сделать. Но ей не хотелось Эдди. Ей хотелось Лиггетта. И все-таки Эдди сделал бы это. Очень даже охотно.

— Алло.

— Привет, подружка. Это Эдди.

— Я знаю.

— Малышка, у меня приятная новость. Я нашел работу.

— Работу! Эдди, это замечательно. Где? Что нужно делать?

— Ну, деньги небольшие, всего двадцать пять долларов в неделю, но это уже кое-что. Рисовать для кинореклам.

— О, превосходно. Когда начинаешь?

— Уже начал. Работаю дома. Меня снабдят бристольским картоном и всем прочим, но работать можно дома. Сегодня утром мне позвонили. Вчера я был почти уверен, что получу работу, но точно не знал. Я сделал для них несколько рисунков, они, казалось, были почти уверены, что я смогу рисовать то, что им нужно, но сегодня утром позвонили и сказали насчет работы определенно. Собственно говоря, будет больше двадцати пяти в неделю. Эту сумму предложили изначально, на основе неполного рабочего дня, но теперь сказали, что смогут использовать кое-какие мои рисунки во всех фильмах. Они делают паспарту и продают их. Знаешь, что такое паспарту? Не важно. Расскажу за обедом. Пообедаешь со мной?

— Конечно. Только я не хочу, чтобы ты тратился на меня. Устроим складчину.

— Ничего подобного. За этот обед плачу я. Когда за тобой приехать?

— Выезжай прямо сейчас. Я поднялась больше часа назад.

— Еду, — сказал Эдди и повесил трубку.

Эдди был полон планов, некоторые из них имели смысл в том, что касалось дохода. Глории оставалось только слушать.

— Маленькую машину, «остин» или маленький «джордан». Знаешь эти маленькие «джорданы»? Их больше не выпускают, но это были хорошие машины. Или буду искать в газетных рекламах малолитражный «пежо». Мне очень хочется иметь маленькую машину.

— Конечно.

— Почему конечно?

— Чтобы никого больше в нее не сажать. Тебе нужна машина, чтобы думать в ней, так ведь, малыш?

— Совершенно верно, — ответил Эдди. — Машина, в которой можно думать.

— А мы с Нормой будем просто сидеть дома за шитьем в жаркие воскресные дни. Ты поедешь за город — на Северном Берегу красиво и прохладно. Уедешь и будешь думать, а мы с Нормой будем сидеть, ждать тебя, потом ты приедешь и расскажешь нам, о чем думал. Имей в виду, если не захочешь рассказывать или будешь слишком усталым, это подождет. Что еще собираешься делать со своими деньгами?

— Знаешь… — Они стояли перед светофором на пересечении Пятой авеню и Восьмой улицы. — Видишь эти фигурки на светофорах?

В то время столбы светофоров были украшены наверху статуэтками полуголых мужчин в касках.

— Угу.

— Так вот, я хочу что-нибудь сделать с ними. Правда, пока не решил, что именно.

— Кому-то надо.

— Возможно, просто скуплю их отсюда до Сто десятой улицы, если они доходят туда, и отправлю их моему выжившему из ума дяде, который любит играть в солдатики.

— Нет.

— Нет. Ты права. У меня есть идея получше, но я знаю тебя не настолько хорошо, чтобы сказать тебе.

— Конечно.

— Идея заключается в том, как контролировать неосторожных пешеходов-женщин. Чтобы вместо включения красного света все эти солдатики принимали стойку «смирно».

— «Смирно».

— И все женщины будут останавливаться, понимаешь? Будут наблюдать этот феномен, а машины тем временем будут проезжать. Только тут есть одна загвоздка. Когда женщинам надоест на это смотреть, снова появятся неосторожные пешеходы.

— Хо-хо. Женщинам…

— Понимаю. Женщинам никогда не надоест наблюдать этот феномен. Это приятно слышать.

— А что неосторожные пешеходы-мужчины?

— Мы выберем такого в мэры.

— Оставь. Это даже не оригинально.

— Нет, уж по крайней мере оригинально. Может, не остроумно, но оригинально. Во всяком случае, я ни от кого этого не слышал. Когда шучу, это моя вечная беда.

— Что еще собираешься делать с деньгами?

— Угощу тебя обедом. Куплю тебе подарок. Куплю подарок Норме…