Веселая книга - [24]

Потом гиацинту расчесывал длинные косы.

Гордец-кипарис не хмелел и стоял очень прямо,

Нарциссы же пьяно качались от запахов пряных.

Лужайки цветами пестрели, и, как попугаи,

Они красотой необычной газелей пугали.

Спускались тюльпаны с предгорий к долинам зеленым,

Как будто лампадки зажгли христиане по склонам.

А ветер увлекся опять лепестками фиалок,

В саду, где весна поселилась, их было немало.

Потом паланкин он устроил для розы-невесты,—

В тени базиликов нашел он красавице место.

И все восторгаются ею, ее светлым ликом,

И все улыбаются ей и ее базиликам.

А ветер все дальше летит, он стоять не намерен,

Он делает разум светлее, способствует вере.

Всем щедро весну раздает он, он вовсе не жадный.

Несет облаков серебро он с их влагой прохладной.

И вот уже хлынула влага. Обильные слезы

Уже потекли по лицу растерявшейся розы.

Все сосны умыты уже, их стволы заблестели,

И будто бы новые платья лужайки надели.

Они не бегут от дождя, они мокнут отважно,

Охапки цветов они держат, пахучих и влажных.

Дождь кончился. Ветер опять пробегает по саду,

Ему осмотреть его надо и высушить надо.

А я наблюдаю за ветром, под деревом сидя,

Стараясь о муках не думать, забыть об обиде.

Из кубка вино я тяну, понемногу пьянея,

Но все мои мысли о ней, все мечты мои с нею.

Она лишь одна предо мною, мой рок и святыня.

Душа моя выжжена страстью, душа как пустыня.

И некому высказать мне своих горестей тайны,

Ведь их не оценит, конечно, прохожий случайный.

Красны мои щеки от слез, мое сердце кроваво,

Багровый тюльпан мое сердце, пугающий травы.

Я думал о ней без конца, изнемог я от мыслей,

Тяжелою тучей они надо мною повисли.

И много бокалов я выпил, горюя, и вскоре

Совсем захмелел я уже от вина и от горя.

Но все ж не терял я и пьяный надежды остатки,

Но все ж помышлял я еще о свидании сладком.

Неужто же сердце ее совершенно пустое

И страсть моя встречи единственной даже не стоит?

Уж первые звезды зажглись надо мной в небосводе.

В руках у печали по-прежнему сердца поводья.

И в этом ночном одиночестве, страстью томимый,

Твердил я стихи без конца о себе и любимой:

Когда бы бог ей показал мои мученья — что было бы тогда?

Когда б добился у нее я снисхождения — что было бы тогда?

Когда б, узнав, что я взаимности так жажду,

Она почувствовала б вдруг ко мне влеченье что было бы тогда?

Мой рот тоскует по устам ее, но если б

Я получил на поцелуи разрешенье — что было бы тогда?

Когда бы ведала она, когда бы знала,

Что много дней за ней в мечтах хожу как тень я — что было бы тогда?

Когда бы взгляд один царицы этой гордой

Принес бы нищему бедняге облегченье — что было бы тогда?

О, если б разум сохранил я, если б в муках

Не истощилось наконец мое терпенье — что было бы тогда?

О, если б, если 6 долгожданное свиданье

Обейду принесло освобожденье — что было бы тогда?

Гонец возвращается и приносит радостную весть о благосклонности возлюбленной

Всю ночь, как и прежде, я мучился глаз не смыкая.

Всю ночь клокотала во мне моя страсть, не смолкая.

Когда ж горизонт охватило горячее пламя

И подняло солнце над миром победное знамя,

Из пригоршни золотом жарким осыпав все сразу.

Добавив рубинов к нему и немного алмазов,

Когда, против ночи владычества выступив смело,

Лучей его войско опять темноту одолело,—

Тогда улыбнулось мне счастье, и, знаю я, в этом

Помог талисман без сомненья, и он был рассветом.

Послал он мне вестника с новостью непостижимой,

Что я победил наконец-то упорство любимой.

«Ликуй же, счастливчик, — сказал он, — все будет иначе,

Теперь будет дуть в твою сторону ветер удачи.

Несчастное сердце твое много пролило крови,

Но муки не зря ты терпел — ты владелец сокровищ.

В любви никогда невозможно узнать все заранее,

Но ты не напрасно страдал, ты обрел сострадание.

В силок положил ты, как видно, хорошие зерна.

Пери угодила в силок и теперь уж покорна».

И я был спасен этой радостью, утренней, ранней,

И зажили тут же, мгновенно, опасные раны.

Посланец по просьбе моей повторил все два раза,

И я упивался, блаженствуя, каждою фразой.

И в них умиляло до слез меня каждое слово,

Готов был я слушать рассказ этот снова и снова.

Швырнул я свой кубок, вскочил, распрямил свою спину,

На радостях шапку свою на айван[161] я закинул.

Надменное счастье мое наконец-то смирилось,

От злого недуга душа навсегда излечилась.

Раскрылись все розы в саду моей жизни унылой,

Теперь уж и дня не пройдет, как увижусь я с милой.

Возлюбленная приходит к влюбленному

Весь день златокрылая птица с востока летела.

Под вечер на запад она прилетела и села.

Пришли орды мрака ночного немедля в движенье,

И воинству света они нанесли пораженье.

И солнце невестою скрылось в своем паланкине,

Уснувшую землю опять до рассвета покинув.

И горы ушли в темноту вереницей верблюдов,

А звезды — как жемчуг, насыпанный в синее блюдо.

Владыка востока низложен вечернею мглою.

Луна захватила всю власть над ночною землею.

В том самом саду, что так долго служил мне приютом,

Где был я любовью своею так крепко опутан,

Где я предавался своей необузданной страсти,

Теперь пред любимой своей я раскрыл двери настежь.

Был сад в этот сказочный вечер прекраснее рая

И встречи с возлюбленной ждал, как и я, замирая.

Земля, как цветы, источала в нем запах пьянящий,