Веселая дорога - [17]

Твой внук Тимофей Ерохин»

***

Наверное, чуднее человека никого и ничего нет во всем мире. Это я по себе сужу. Мне всегда хочется того, чего у меня нет в настоящий момент.

Зимой я мечтаю, чтобы скорее наступило лето. Летом — наоборот: то и дело листаю календарь, подсчитываю, сколько недель осталось до зимы.

Во время учебы самое приятное — это ждать каникулы. Но стоит каникулам начаться, как делается скучно без ребят и снова тянет в школу.

Вечером меня не уложишь в постель — спать не хочется. А утром еле-еле заставляю себя вставать.

Или, например, в прошлом году Федор принес в школу фотоаппарат. Похвалиться надо было. Он фотографировал всех подряд, то есть вроде как фотографировал, а на самом деле аппарат не был заряжен. И все равно я позавидовал Федору. Я думал, что если бы у меня был такой фотоаппарат, я бы сделал снимки разных птиц в детском парке и составил бы альбом «Птицы нашего города». А еще бы я снимал в деревне дедушкиного Дозора и лошадей, а в городе — автомобили и подъемные краны, которых у нас очень много.

Мне хотелось сфотографировать самые интересные события из жизни школы. Хотелось, чтобы снимки мои всем понравились, и кто бы на них ни посмотрел, сказал бы: «Здорово сделано! Это, конечно, Ерохина работа. Сразу чувствуется рука настоящего мастера!»

Что-то в этом роде я каждый день говорил отцу и матери до тех пор, пока они не купили мне фотоаппарат. Теперь я хожу в фотокружок Дворца пионеров специально для того, чтобы меня не пилили дома: мол, купили дорогую вещь, а она пылится без дела.

Вот какой я чудной человек! Лично я не знаю: хорошо или плохо, когда тебя, словно в море, бросает по волнам от желания к нежеланию. Я за другое боюсь: что я стану делать, когда вырасту? Неужели и взрослые люди тоже не знают, чего они хотят?

С шефством над Сережкой у меня примерно также получилось. Сначала я был недоволен поручением и обрадовался, когда Сережка убежал от меня «спасать» свою бабушку. Потом мне от нечего делать захотелось пошефствовать над Сережкой. Времени свободного у меня много, надо же его как-то убить.

Я подкараулил Сережку, когда он возвращался из детского сада, и спросил:

— Почему ты ко мне не приходишь?

— С тобой неинтересно, — ответил Сережка. — Я играть люблю, а ты глупости рассказываешь.

— Все равно ты обязан ко мне приходить. Ты мой подшефный, — сказал я.

— Не хочу быть подшефным, — заявил Сережка. — Я бабушке на тебя пожалуюсь, если будешь приставать.

— Я тоже когда-то не хотел тащиться на буксире, — сказал я. — Только меня и спрашивать не стали. Лучше ответь: во что ты любишь играть?

— В паровоз. А еще в космонавтов и в войну. У меня солдатиков и пушек целая коробка.

— Это замечательно! — сказал я ему. — Бери свою коробку и быстрее ко мне. Будем в войну играть.

***

Мы с Сережкой разделили солдат и боевую технику поровну и выстроили их друг против друга на столе.

— Ты будешь белым, — сказал Сережка, — а я буду красным. Ну, держись, сейчас я твоих солдат лупить начну.

— Погоди лупить, — оборвал я его. — Это мои солдаты красные, а твои белые. Ведь я старше тебя и хитрее, значит, ты не сможешь меня победить. А красные обязательно побеждают, потому что так было в жизни.

— А ты поддайся мне, — сказал Сережка.

— В игре нельзя поддаваться, — объяснился ему. — В игре все должно быть по-настоящему, как в жизни. Договорились: ты будешь белым.

— Не хочу быть белым. Они не наши. Сам ты белый!

Меня стало раздражать его упрямство. Я над ним шефствую, а он, видите ли, упираться вздумал.

— Если будешь спорить, — сказал я, — подзатыльник получишь. Старших надо слушаться.

Тут Сережка быстро-быстро сгреб обе армии в одну кучу, ссыпал их в коробку и заявил:

— Я к тебе больше никогда не приду. Ты злой.

Мне надоело спорить и шефствовать над ним, и я сказал:

— Правильно сделаешь. Катись отсюда!

— Все равно я не белый! — крикнул Сережка из-за двери.

Я не ответил ему. Мне было уже безразлично, какой он: белый, голубой или фиолетовый в крапинку.

Мне теперь многое безразлично. Блаженство мое улетучилось неизвестно куда.

***

Сегодня от дедушки пришел ответ. Я так обрадовался, что прочел письмо три раза подряд. После рассказа о своем житье-бытье дедушка пишет:

«Что силенки в тебе пока маловато, хоть и огорчительно, да не беда. Дело это поправимое, лишь бы охота появилась стать сильным. Хуже другое: не любишь ты физкультуру и, видать, здорово отстал от ребят. А вместо того, чтобы заниматься упорно, опустил руки, хныкать начал, словно малое дитя.

Намедни прибегал ко мне приятель твой Митька, похвалился значком ГТО. Письма твоего я тогда еще не получил и сказал ему, что, мол, у тебя тоже небось такой значок имеется. Выходит, согрешил я на старости лет — обманул человека. Ты уж выручай меня, не позорь и к лету подтянись по физкультуре и ГТО. Иначе мне глаза некуда будет девать перед Митькой.

Пишу вот и вспоминаю сказку про богатыря, который на развилке дороги задумался перед Латырем-камнем. Куда коня повернуть: налево или направо? Так и у тебя сейчас, представляется мне, две дороги на выбор. Одна ровная, гладкая, автобусы по ней ходят. Надоест пешком топать, можно проехаться. Другая лежит через леса дремучие, овраги глубокие, горы высокие. Тут, кроме как на свои ноги, надеяться не на что. Ну, и на друга-товарища, конечно.