Весь мир Фрэнка Ли - [82]

Папа все делал в Магазине своими руками. Ему помогала мама. Папа знает всех, кто входит в его двери. Каждый день мама с папой работают с утра до вечера, а по ночам они раскладывают счета на журнальном столике и занимаются бухгалтерией. Наверное, как бы странно это для меня ни звучало, Магазин дарит папе чувство комфорта. И ни гоночные машины, ни прыжки с парашютом, ни музыкальные фестивали на это не способны. В чем бы я искал этот комфорт, если бы узнал, что мне осталось жить от шести месяцев до года?

Я снова бросаю взгляд на телефон. «Я хочу тебя увидеть», – пишу я. В то же мгновение приходит сообщение от Джо: «Я хочу тебя увидеть». – «Джинкс!»[35] – отвечаю я. «Где?» – спрашивает Джо. «Если честно, мне все равно, – пишу я. – Сама решай». – «Кафе "Адажио"?» – спрашивает она. «Не. Я не готов сегодня общаться с людьми». – «Пляж? Или просто побродим?» – «Слушай, – отвечаю я, – а приезжай ко мне?» – «После того, что было вчера? Разве твоя мама не дома?» – «Сегодня она до трех в Магазине». – «Почему?» – «Непредвиденные обстоятельства». – «Ты уверен, юбс?» – «Просто приезжай».

Кладу телефон в карман. В доме тихо, слышен только гул машин на шоссе за домом. Я вдруг понимаю, что никогда еще не записывал этот шум. Надо бы записать. Но сейчас мне не до этого. Я поднимаюсь наверх, в комнату Ханны.

Здесь все выглядит так, будто Ханна ненадолго вышла. После ее отъезда ничего не изменилось – постеры на стенах, полки завалены старыми дисками, винилом и книгами. Вещи словно ждут, когда Ханна вернется и наведет порядок. Может быть, мама с папой надеются, что она когда‐нибудь вернется? Может быть, поэтому они ничего не трогали в ее комнате?

Я ложусь на кровать. Телефон оттягивает карман. Она уже знает, как у папы со здоровьем? Я представил себе, как Ханна получает от мамы очередное сумасшедшее письмо, в котором написано про папу. После такого письма, должно быть, испытываешь смесь ужаса, беспомощности и злости. Я задумываюсь над тем, как было бы лучше для Ханны узнать про папу – из маминого письма (по телефону они уже давно не говорят) или от меня.

Я звоню Ханне. «Привет, это Ханна. Оставьте сообщение». Я бросаю трубку. Мне нравится ее комната. Она клевая. И не важно, что Ханна уже, скорее всего, все это переросла. Я очень скучаю по старшей сестре. «Я в твоей комнате роюсь в твоих вещах», – пишу я ей. Она не отвечает.

Я перехожу в гостевую комнату, но, так как гостей у нас практически никогда не бывает, она называется кладовкой. В дальнем углу комнаты есть небольшой чулан, в самом-самом дальнем углу этого чулана стоит черный шпионский чемоданчик от компании Legionite, популярной в семидесятые, а теперь уже давно закрывшейся.

Большими пальцами я кручу колесики на медных кодовых замках, выставляя нужные цифры: 777 на левом замке, 999 – на правом. Внутри чемоданчика хранятся артефакты из другой жизни. Там лежат:

• бейджик из давно закрывшегося ресторана «Чашка с блюдцем»; на бейджике весело танцуют мультяшные чашка и блюдце и напечатано имя «Диана» – это английское имя моей мамы: Д+И+А+Н+А+Л+И – семь букв;

• десять шариковых ручек в запечатанной упаковке, на которых напечатан адрес «Сэндвичи "Хрустящая корочка"», – это первая компания, которую мама с папой открыли в Америке; ручки такие старые, что перед телефонным номером даже нет кода района;

• небольшие деревянные счеты;

• рассыпающаяся книга на корейском о викторианской литературе; на страницах много пометок; на форзаце папиным нервным почерком написано:

«Собственность Фрэнка Ли»; Фрэнк – английское имя моего папы;

• тяжелый школьный выпускной фотоальбом – мамин (я легко нахожу мамин портрет – я загнул уголок на нужной странице, – где маме столько же лет, сколько мне сейчас; она симпатичная; одета в школьную форму; все на фотографиях в форме, все надписи на корейском; автографов от других учеников нет – видимо, тогда в корейской провинции никому и в голову не приходило что‐то писать в такой дорогой книге);

• три мраморные печати с подписью и лакированная черная коробочка, внутри которой подушечка, пропитанная алыми чернилами.

От вида вещей в этом шпионском чемоданчике мне хочется плакать, и я знаю почему. Потому что в этом маленьком и легком чемоданчике (в те времена все сумки были меньше, чем сейчас) уместилась вся прошлая жизнь родителей. Скоро папы не станет. И мама когда‐нибудь тоже умрет.

Может быть, у меня будут дети и они будут спрашивать меня о моей жизни. Мне будет очень легко им ответить. Мы будем говорить на одинаковом английском. Мы сможем посмотреть все, что я выкладывал в интернете, если тогда он по‐прежнему будет так называться. Мы будем говорить о моих надеждах, о мечтах и страхах, мы сравним их с надеждами, мечтами и страхами моих детей, а потом мы скажем друг другу: «Я тебя люблю» – и обнимемся, потому что американцы, черт возьми, любят обниматься.

Потом мои дети спросят меня о вещах, которые лежат в этом чемоданчике, и хорошо, если я смогу рассказать хотя бы про половину этих предметов. На самом деле я про большую часть из них ничего не знаю. И мои дети будут видеть этот маленький, легкий чемоданчик так же, как и я. Для нас он будет кунсткамерой.