Весь мир Фрэнка Ли - [81]

Может, мне надо было чаще помогать ему в Магазине? Может, надо было прилежнее учить корейский? Может, не надо было сдаваться? И наконец, самое важное. Сделал ли я папу счастливым?

Несколько часов я не могу уснуть. И когда наконец засыпаю, мне снится очень яркий и очень странный сон. Я в густом лесу, деревья черные, влажные, с пульсирующими стволами. Они все обмотаны красными электрическими гирляндами. Луна, видимо, молодая, потому что я не вижу в небе белого диска, той дырочки от пули 22-го калибра, не то солнца, не то луны. Земля под ногами как мягкая губка, она то вздымается, то опускается.

Этот лес не ограничивается папиными легкими, он бесконечный, и я брожу там в поисках выхода часами, днями, неделями. Я стараюсь не трогать стволы деревьев, чтобы не испачкаться их мокрой чернотой. И все равно спустя часы, дни, недели поисков я весь в черных полосах, а выход так и не найден. На этот раз я в лесу один. Со мной нет Брит в футуристическом желтом платье, а Джо не следит за мной через дырочку в небесах. Я один.

Наконец я кое‐что понимаю. Этот лес такой, потому что в нем нет любви. Кто захочет жить в таком отвратительном месте? Отсутствие любви – главная проблема. Я в этом уверен. Чтобы проверить свою догадку, я подхожу к дереву и, сделав глубокий вдох, обнимаю ствол. Кора дерева теплая, склизкая и неприятная, как какое‐нибудь лекарство. Я закрываю глаза и еще крепче обнимаю ствол. Чувствую, что вокруг меня зашевелились ветки. Они тянутся ко мне со всех сторон, опутывают и сжимают меня. А я сильнее сжимаю ствол. Вскоре все мое тело укрыто черными ветвями, и они душат меня своим омерзительным теплом.

Но тут неожиданно ветки отпускают меня. Я не могу вытянуть из земли ноги, я пустил корни в мягкую, как губка, землю. С головы до пят я измазан черной липкой слизью. На моей груди появляется красная точка. Это мое сердце, и оно стало самым ярким фонариком во всем лесу. Я превратился в черное дерево в самом центре черного леса. Я моргаю, и вдруг вся черная слизь исчезает. Стволы деревьев теперь сухие, серые, чистые. Осматриваю свое тело – я тоже стал чистым.

Я еще раз моргаю, и начинает всходить солнце. Моргаю, и деревья обрели цвет, на них появились ярко-зеленые листья. Моргаю – и деревья расступились, открыв дорогу к выходу. Лес отпускает меня. Я выхожу на луг, там полно людей, пикники, бегают и играют дети. И теплая земля вздрагивает от каждого их веселого шага. Моргаю – и в моей спальне наступило утро. Я проснулся.

Ты идти свой путь

Глава 28 Ирония судьбы

Я проснулся.

Глупое солнце стреляет лучами сквозь крону дерева, растущего под моим окном, облезлого и старого. Похоже, уже довольно поздно. Как долго я спал? Я смотрю на будильник – винтажный, аналоговый, складной, очень маленький (не люблю класть обезьянье зеркало на тумбочку у кровати) – и вижу, что уже почти половина двенадцатого. Я подросток, а подростки всегда подолгу валяются в кровати. Но половина двенадцатого – это даже для меня перебор.

Я встаю. Иду в душ и торчу там до тех пор, пока кожа не покраснела. Надо постричься. Я расчесываю мокрые волосы. Они уже достаточно длинные, я собираю их в хвост и завязываю его одной из старых резинок Ханны. Так и оставляю. Потом надеваю летнюю одежду – шорты с накладными карманами по бокам, майку с надписью Front 242, эластичные браслеты разных оттенков черного.

Летний прикид. Лето уже не за горами. На улице почти 30 градусов, в Южной Калифорнии такая температура продержится до начала нового учебного года. Впрочем, когда начнется новый учебный год, меня здесь не будет. И никого из моих друзей тоже.

Все мы уедем, а кто – куда, зависит от того, насколько благосклонными будут боги приема в колледж.

Вж-ж, вж-ж.

«Как твои дела?» – спрашивает Джо. «Только что проснулся, – отвечаю я. – Жуткая ночь». – «Что, блин, произошло? – спрашивает Джо. – Наши семьи теперь друг друга ненавидят?» И да. И нет. «Юбс?» – пишет она. Я сажусь. «Все очень запутанно, – отвечаю я. – Расскажу при встрече». – «Они сказали, что не хотят, чтобы я с тобой встречалась, – пишет она. – Я не понимаю, что происходит». – «Мне сказали то же самое, – отвечаю я. – Надо поговорить». – «Извини, потом напишу, – пишет Джо. – Сейчас занята, покупаю всякую хрень для общаги». Общага. Колледж. Ого! «А не рано ли?» – спрашиваю. «Ненавижу шопинг, – отвечает Джо, – но еще больше ненавижу длинные очереди».

Я жду в надежде на то, что она мне еще что‐нибудь напишет, но она, видимо, сейчас занята. Я спускаюсь вниз и нахожу на кухонном столе розовую коробку и немного денег. Я открываю коробку – пончики и записка: «Ты сегодня не работать в Магазин, о’кей? Фрэнки, не волноваться, папа в порядке. Я ему помогать, ты расслабляться, может ехать в гости к Кью играть в видеоигры вместе, о’кей? Не волноваться, я тебя люблю. Мама».

Я цепляюсь взглядом за фразу «я тебя люблю».

– Я тебя тоже люблю, мама, – говорю вслух просто для того, чтобы понять, как это звучит. Мне смешно и немного неловко, эта фраза будто на иностранном языке: «Je t’aime, Maman», но мне плевать.

Просто не верится, что папа поехал в Магазин, хотя знает, что смертельно болен. Но, с другой стороны, он уже несколько недель так работает. Он несколько недель знает о болезни. Как бы я вел себя на его месте? Что бы я делал, если бы узнал, что мне осталось жить от шести месяцев до года? Я, наверное, бросил бы все, начал бы прыгать с парашютом, ездить на гоночных автомобилях, ходить на музыкальные фестивали. В общем, делал бы все что угодно, но не сидел в Магазине. Но все это исключительно потому, что я ничего о жизни не знаю и, следовательно, просто лох.