Вертер Ниланд - [66]
Вернон наклонился, свесился через край и сорвал несколько ромашек.
— Генри, поди сюда, посмотри-ка, — позвал он. Вслушиваясь в звуки за спиной, он продолжал смотреть вниз. Он слышал, как ребенок слез со скамьи и вприпрыжку подбежал к нему.
— Осторожно. — Он сунул сорванные цветы в карман мальчику. — Смотри, какая птичка красивая сидит в гнездышке, прямо под обрывом. Ты ведь любишь зверюшек?
Он подвел Генри к самому краю обрыва, встал позади и положил руки на узкие плечики.
— Птичка в гнездышке? Где, дядя?
Вернон снова огляделся. Все было по-прежнему спокойно, и теперь нужно было действовать. Он на глаз измерил расстояние до обрыва, снял руки с плеч мальчика и отступил назад. Чего уж тут мешкать, в такой-то момент, которого ждал недели, месяцы? Он шагнул вперед, стиснул кулаки. Ну, давай!
— Ура! — внезапно раздалось за его спиной. Едва не лишившись чувств, он обернулся, машинально отдернув ребенка от края пропасти. На другом конце холма появилось красное, потное лицо. Потом показалась вся фигура. Это был немолодой мужчина в коротких брюках, с рюкзаком и в горных ботинках. За ним следовала худая темнолицая женщина в таком же облачении. Это, конечно, она испустила радостный вопль, потому что все еще улюлюкала.
— Я знала, что он есть, Дэвид, я знала, он указан в старом путеводителе!
Вернон быстро оттащил ребенка назад, за земляной вал.
— Ты же знаешь, что это нельзя, голову хочешь сломать себе из-за пары дурацких цветочков! — заорал он, чуть не столкнувшись со спортивной парой. Он грубо выхватил цветы из кармана ребенка и швырнул их на землю.
— Но ты же сказал, что мне можно посмотреть на птичку, — защищался Генри. Он начал тихонько всхлипывать.
— Опять эти твои дурацкие выдумки! — громко крикнул Вернон. — Не слушаешься, всех до смерти пугаешь, да к тому же еще и врешь. Хорошенькие дела, ничего себе!
Он потянул за собой все еще всхлипывающего ребенка и начал спускаться назад. Супружеская пара, усевшись на скамье и поставив рюкзаки на землю, проводила их удивленными взглядами. Чтоб вас, подумал Вернон. Сильно ли они подгадили его плану? Что из рассказа ребенка будет принято на веру? В любом случае, придется придумать другой план. Вернон понял, что ему снова предстоит долгая, трудная подготовка.
Амулет
— Есть у нас еще время? — спросил Тим. С багажом в руке он стоял, готовый к отъезду, под крышей из пальмовых листьев, на веранде, где было по-прежнему сравнительно прохладно. — Мне бы надо какую-нибудь штучку домой купить. А я, разумеется, всякий раз откладывал это на потом. Слишком поздно, или еще успеем? Тебе, наверно, придется для этого крюка давать через старый город, а?
— Вовсе не обязательно, — ответил Осмер, хозяин дома, который собирался отвезти Тима на аэродром в своем автомобиле. — Нам по дороге попадется уйма лавок и лоточников. Да и на самом аэродроме, кстати, не знаю сколько торговых палаток.
— Небось, там, кроме китча, ничего не сыщешь, или уж тут надо быть знатоком, — заметил Тим. — Э нет, пошел прочь, глупый зверь, — сказал он уруаки, который радостно полез ему в штанину, — это мой выходной костюм.
Зверек обиженно поскакал назад, в угол веранды, где без большого энтузиазма принялся глодать полузасохший корешок.
— Разумеется, это все китч, — сказал Осмер, — но разница все же есть. Некоторые вещицы вовсе недурны. Ширпотреб, конечно, однако все это резьба ручной работы, и нередко по старым образцам, так что порой можно купить что-то весьма приличное.
По дороге Осмер все внимание сосредоточил на руле, лавируя между тяжко навьюченными ослами, бесчисленными матерями с детишками за спиной и продавцами дынь, которым, казалось, и половины улицы всегда было мало. Кроме того, сделалось гораздо жарче. Тим решил больше не надоедать хозяину дома со своей просьбой, и все-таки вблизи аэродрома Осмер сам остановился и предложил пройтись вдоль нескольких лотков.
— Ну-ка, посмотрим, что вон тот старик может нам предложить, — сказал Тим, когда они вышли из машины. — Не калека и не слепой, уже приятно.
— Ну, тогда не исключено, что он с нас прилично слупит за свое хорошее здоровье, — предположил Осмер.
Старик сидел на корточках позади раскинутой по твердому глинобитному полу конской попоны, на которой были разложены несколько сотен статуэток из слоновой кости.
— Вот симпатичная вещица, — сказал Тим, поднимая четырехногую фигурку.
— Всегда придирайся, никогда не проявляй интереса, — шепнул Осмер ему на ухо.
Тим внимательно оглядел статуэтку. Она была сработана тщательно, там и сям искусно инкрустирована медью, и изображала лежащего оленя, который отдыхал от пробежки или даже от полета, поскольку, кроме четырех ног, у него были еще два крыла, полусложенных на спине. Стоило это семь с половиной шиллингов.
— И совсем не дорого, — сказал Тим.
— Идиот! — шикнул на него Осмер. — Будешь болтать, не удивляйся, что он сейчас спохватится и скажет, что ошибся, увы, и очень сожалеет, но стоит это вдвое больше прежнего.
Тим протянул старику банкноту в десять шиллингов. Старик осмотрел ее, издал гортанный звук и попробовал сообщить что-то посредством многочисленных жестов.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.
В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.
Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.