Вертер Ниланд - [20]

Целью нашей поездки оказалось низенькое, похожее на кафе здание, на котором неоновыми буквами значилось «Арена». Я не мог представить себе, что это цирк, поскольку там не платили на входе. Я хотел сказать об этом тете Вертера, но она с такой уверенностью провела нас через вращающуюся дверь, что я счел: она знает, куда идет.

Мы вошли в низкий, просторный зал, однако стулья там были не как в театре или кино — рядами, а составлены вокруг столиков. Внутри было человек тридцать-сорок, они что-то ели, пили и смотрели представление, частично происходившее в зале. Там стоял человек с устрашающей физиономией. У него была несоразмерно большая голова, волосы подняты дыбом, глаза устремлены на кончик носа. Носки его туфель были повернуты друг к другу. Его освещали яркие цветные снопы света. Он молчал и, казалось, выжидал. Люди хихикали. Как только мы уселись за столик, грянул оркестр, и человек беспомощным, протяжным голосом запел: «Я — тупой, я болван, дурачина Йопи!» Он кривил рот, словно его рвало.

Оказалось, что это был конец номера, поскольку занавес упал и люди захлопали. Из нас четверых смеялась только Марта.

Я впился взглядом в прейскурант на столе. Самым дешевым был лимонад, стоивший пятьдесят пять центов. Я ужаснулся и хотел было отложить листок, но тетя уже заметила, что я просмотрел его, и спросила, чего бы мне хотелось.

— Ничего, совсем ничего, — торопливо ответил я. Между тем занавес поднялся для нового номера. Это было нечто вроде спектакля; я его не понял. Началось это так: в комнате с ширмой за письменным столом сидели в ожидании двое мужчин в белых куртках. Из карманов у них свисали тонкие резиновые шланги.

— Тяжкая жизнь у докторов, — сказал один.

— И никогда никакая симпампушечка на прием не придет, — сказал второй.

Тетка Вертера подозвала кельнера и попросила программу, но таковой не оказалось.

— Просто идет представление, потом начинается что-то другое, — ответил он. Тетка Вертера заказала кофе для себя и лимонад для нас троих.

Представление продолжалось. Явилась полная дама с девушкой, очевидно, своей дочерью. Дама желала, чтобы ее осмотрели, и стала раздеваться за ширмой. Несколько раз она высовывалась из-за ширмы, чтобы взглянуть влево-вправо; при этом оказывалось, что она сняла еще какую-то деталь одежды, которую развешивала на ширме. Всякий раз, когда она появлялась, люди громко смеялись. Девушка стояла, засунув пальцы в рот и глядя в пол.

— А ты умеешь играть в папочку и мамочку? — спросил ее один из докторов.

— Это как? — спросила девушка глупым, скучным тоном. Люди за столиками загоготали.

Я оцепенел и решил больше не смотреть. С огромным трудом я глотал лимонад, коловший в носу. Тетка Вертера это заметила.

— Если не хочешь, не пей, — сказала она. Я вытащил свои деньги и решил, не разворачивая, сунуть их ей в сумку.

Между делом я исподтишка наблюдал за Мартой и Вертером. Марта все, что происходило в представлении, находила ярким и забавным. Она безостановочно смеялась. Вертер же застывшим мрачным взглядом смотрел перед собой.

Один из докторов исследовал даму, оставшуюся в одном корсете и туфлях, с помощью шлангов, в которых я распознал стетоскоп. При этом он бормотал какие-то замечания, при чем тут и там раздавались смешки, но мы сидели чересчур далеко, чтобы расслышать.

Мне хотелось как можно ловче бросить завернутые деньги в сумку тетки Вертера, но я промахнулся, и они упали на пол. Она услышала звук и подняла их.

— Это со столика упало? — спросила она меня.

— Не знаю, — ответил я.

— Наверное, кто-то забыл, — решила она, развернув бумажку. Меня пронзил ужас, поскольку оказалось, что это записка. Тетя прочла:

«Молочник, полтора бидона, будьте добры, рассчитаемся завтра». Больше там ничего не было, так что я немного успокоился. Она решила, что владельца искать бессмысленно.

— Можете купить себе на них вкусненького, — сказала она.

Доктор закончил осмотр и объявил, что дама здорова. После этого он осмотрел дочь, которая раздеваться не стала.

— Ей совершенно необходимо кое-чего впрыснуть, — сказал он.

— Эй, эй, с чего вы это вдруг взяли, — воскликнула мать, — она ведь даже не разделась.

— Ну, — сказал другой доктор, — это по ней сразу видно.

После этого мать и дочь собрались уходить.

— Ваша дочь должна завтра в полдень зайти на прием, одна, — сказал первый доктор.

— А это дорого? — спросила мать.

— Нет, ничуть, — уверил ее доктор, — это мы ей задаром сделаем.

— А ей это не повредит? — спросила дама.

— Нет, ничуть, — уверил доктор. — Оно, правда, бывает, что распухнет маленько, — сказал другой доктор, — да потом все само собой пройдет.

Присутствующие взвыли. Тетка Вертера подозвала кельнера.

— А зверюшки будут? — спросила она, — собака с обручем?

— Нет, сударыня, — ответствовал человек, — это было на прошлой неделе.

— А что же теперь такое? — продолжала она.

Ей объяснили, что программа состояла из скетчей, чечетки и акробатики. Вертер во время беседы казался напряженным. Внезапно мне пришло в голову, что он, возможно, думал о том же, что и я, и вероятно, — о чем никто не знал — (потому что это была тайна) мы с ним были братья.

— Это нам не очень-то подходит, — сказала его тетя. — Мы уходим.