Вернуться в сказку - [557]

Вьюга завывает. В Арионме снег всегда выпадает рано. Пограничная крепость. Подумать только — в городке Реонхейм, находящемся не так далеко отсюда, только начали опадать листья, а здесь уже идёт снег! Когда-то мать пела ему колыбельную, где говорилось о снежной крепости Изенберг, где закончил свою жизнь легендарный Танатос, герой и злодей в одном лице. Пожалуй, он хотел бы быть похожим на Танатоса. Быть таким же сильным. Стать легендой… Теперь он жил одной это мыслью, целью, ведущей его вперёд сквозь все препятствия и трудности. Стать легендой… Как же хотелось этого Инарду, хотелось так, что он бы отдал за миг славы, за пару восхищённых слов людей будущего всё, что у него было. Инард жил мыслями о славе, о величии… Возможно, это было результатом того детства, которое он провёл у деда, король не знал, но одно он понимал точно — желания иметь близких и родных людей у него как-то не было. Может, дело было в Леофане, не совсем понимавшему, что именно он хочет от внука, и от этого бывавшем то слишком заботливым, то слишком равнодушным. Может, дело было в постоянных слезах матери, в её вечном нескончаемом плаче после смерти отца. Может, дело было в нём самом, как человеке. Быть может, он сам не был способен любить и чувствовать от рождения. Правитель королевства магов пытался вспомнить сестёр — он не видел их со своего пятилетия, дед запрещал ему общаться почти со всеми, кроме двух-трёх слуг, бывших намного его старше, и учителей из которых только Зилбер стал по-настоящему близким другом принца. Впрочем нет, Инару Инарду удалось увидеть не так уж давно — ещё до его отбытия в Арионм этой осенью (король старался не бывать в южной крепости летом — там было слишком жарко). Эта женщина поразила его своим кротким видом и странной одеждой, молитвенником в руках, скромной манерой держаться… Инара всегда была такой, скорее всего. Тихой, набожной, скромной. Инард всегда считался довольно спокойным ребёнком, но тихим он не был, а набожным и скромным он не был и паче. Король ведь тогда даже не поговорил с ней… Впрочем, нужно ли это было? Нужны ли были все эти бессмысленные разговоры, полные фальшивого сожаления о том, чего не было и чего никогда не могло быть? Молодой правитель помнил, как Зилбер часто говорил ему, что никогда не бывает «бы». Король редко грустил о том, чего никогда не было. И думать об этом казалось ему вещью бесполезной и глупой, а уж тем более — грустить. Порой так хотелось вспомнить то, что было когда-то очень давно, когда он ещё не попал под влияние деда. Порой так хотелось той, обычной жизни… Жизни, не скованной обетами, не скованной всевозможными ограничениями, постоянными занятиями, приёмами, манерами. В конце концов, жизни, в которой не было бы места голоду и войне. Ему очень хотелось такой жизни. Хотелось не быть вечно запертым в крепостях, но не хотелось и вечно сражаться, хотелось спокойной жизни, которую он сможет целиком посвятить благоустройству Фальрании, строительству в этой стране городов, тех городов, которые имели место быть в королевствах вампиров и эльфов, даже людей… Ему не хотелось видеть магов в домах Скорби, без ног или без рук. Инард чувствовал, что ему совсем не хотелось того, чего хотел в своё время от жизни его дед Леофан. Всё чаще король задумывался о том, что и войну то он ведёт только для того, чтобы скорее победить в ней, чтобы потом, потом — в тех плодородных землях — у его народа всё было хорошо, чтобы больше не приходилось голодать или тратить такое огромное количество золота и драгоценных камней, покупая еду у вампиров или эльфов, которые, ввиду уже произошедших событий, могли и не продать это.

В комнате молодого владыки магов было две двери, одна из которых никогда не открывалась. Пожалуй, этой двери следовало быть воротами в каком-нибудь посёлке, а не просто дверью в спальне короля. Инард с интересом смотрит на неё, смотрит на сияющий камень, вложенный им, как только он вошёл сюда, в небольшую нишу в одной из каменных глыб, из которых сложен замок. Король смотрит на камень, усмехается. Кто-то слуг рассказал королю, что в Арионме говорили, когда-то эта комната, отданная лет двенадцать назад Леофаном наследному принцу, была спальней короля Нарида, по легенде влюблённого в то ли принцессу, то ли королеву, являющуюся вампиром. Инард никогда не пытался выяснить это. Такие легенды его точно никогда не интересовали. Это были не сказания о великих походах Танатоса, не сказания о страшных деяниях Хелен… Это были странные истории о невозможной любви, так любимые Хильдегер, но так презираемые Инардом. Король садится обратно на кровать, смотрит в потолок, думает о том, что происходит вокруг. Спать ему совсем не хочется, а делать в замке больше нечего. Пожалуй, права была Хильдегер, говоря, что в Арионме всегда очень скучно. Впрочем, скучно девушке было и в Имештфорде, славящемся своими библиотеками, даже театром, единственным профессиональным театром в Фальрании, открытом когда-то по настоянию покойной матери Инарда.

Вьюга за этими толстыми стенами воет, словно плачет. Инарду даже хочется пожалеть её. Из всех воинов, окружавших его, северянами была лишь половина. Ещё половина произошла из средних земель, что лежали около границы между королевством Фальрания и королевствами вампиров. Граница с эльфами находилась южнее. Между магами и эльфам лежали болота и горы, пересечь которые было практически невозможно. Магов становилось слишком много для неплодородных земель севера, нужны были ещё земли. И чем больше, тем лучше. Средние земли не были плодородны, но зато были богаты залежами металлов. Это давало магам преимущество в войне. Войну когда-то развязал король Роланд, великий король севера, человек жутко честный, принципиальный и вспыльчивый. Как и Леофан. Инард был принципиален и честен с теми, кто, по его мнению, заслуживал этого, но вспыльчивостью он не отличался. Кристалл на шее молодого правителя блестит и светится, кажется холодным, да и свечение у него синее, тёмное, а не как у деда — ярко-жёлтое, светлое, тёплое. Что это означало? По легендам — цвет сияния говорил, что творилось в душе у человека, носившего кристалл. Дед как-то говорил, что у Роланда сияние было красным, словно свежая кровь… Король снимает с груди цепочку с камнем и бросает её рядом с собой на кровать. Камень тот час становится прозрачным. Владыка магов усмехается и начинает думать о том, что ведь отец его трона так и не увидел. Сколько было нынешнему королю, когда его отец, наследный принц Еймозд погиб, сражаясь с вампирами? Вроде, год. Мать часто рассказывала мальчику об отце, говорила, что он был человеком благородным, тем, кто мог бы защитить её и сына от, часто несправедливого, гнева деда. Инард никогда не был привязан к деду, впрочем, к матери тоже. Они оба не были теми людьми, которых он готов был бы уважать. Отца король не помнил, видя его только на портретах и зная о нём только по слухам и рассказам, владыка магов не мог понять, каким тот был человеком. Порой ему хотелось увидеть Еймозда, задать какие-то вопросы, но король тут же отметал от себя эти мысли, старался отбросить их в сторону. Порой королю так хотелось думать о том, что он, будь жив отец, не был бы ещё во главе этой страны, что, может быть, был бы свободен… Свободен… Это слово казалось королю порой таким далёким и странным, что он иногда и не знал — хочет ли этого в самом деле или всё это просто минутная блажь, которая, стоит только забыть о неё на непродолжительное время, сейчас же пройдёт. Стоит только подумать о другом — о долге, о своём положении, о желании быть первым, лучшим в любом деле… Стоит только подумать о ласковой улыбке Хильдегер, о вечно понимающем взгляде Зилбера, о собственном отражении в зеркале… О том, как порой хочется не видеть собственных глаз, как порой не хочется видеть себя… Зачем в его спальне было оно? Впрочем, когда Инард впервые оказался в этой комнате, мебель была расставлена точно так же, как и сейчас.