Верность - [70]
Шестая глава
За два дня до бюро Гулбис, объезжая колхозы, завернул и в «Силмалу». Машина остановилась в «Скайстайнях», и секретарь пошел в контору, надеясь встретить там председателя.
Юриса в конторе не оказалось. Старик счетовод сказал, что председатель рано утром забежал на минутку и сразу же ушел на новую стройку.
— На какую стройку? — спросил Гулбис. — Что вы строите?
— Не заново, а старое чиним. Есть тут у нас полуобвалившийся сарай, стоял все время, как скелет, так председатель решил за его ребра взяться, — рассказывал словоохотливый старичок.
Гулбис расспросил о дороге и поехал на стройку.
Еще издали виднелись новые стропила, поднятые недавно на старые стены. Несколько человек прибивали дранку. Один из них, очевидно, узнал Гулбиса и спускался вниз.
Юрис подошел к секретарю и снял шапку.
Гулбис пожал его руку и спросил:
— Ну что, опять строишься?
— Так получается.
Гулбис молча оглядел стены, заглянул в сарай, где тоже работали люди, и заметил:
— Да, фундаментальная постройка. Отличный коровник будет. Ну, а как с остальным?
— По-разному, — ответил Юрис.
— Ты знаешь, район тобою недоволен — мало ржи посеял, — продолжал Гулбис.
Юрис вздохнул:
— Знаю. Но у нас, ей-богу, не такая земля… ведь это надо понимать. Мы посоветовались в колхозе с умными людьми — они уже годами знают эти поля, им виднее, что тут растет и что не растет. Я и сам в разных пособиях по агротехнике рылся. Приглашали и эзерлеясского агронома, он то же самое сказал. Нельзя такие вещи решать издали. Не по-хозяйски это, товарищ Гулбис!
— Ну, ты мне настоящую лекцию прочитал. Спасибо, — сказал Гулбис.
— Прости, — извинился Юрис, — но это такой больной вопрос, что о нем нельзя говорить спокойно.
— Обо всем нужно говорить спокойно, — сказал Гулбис. — От спокойного разговора толку больше. Это ты еще усвоить должен.
— Знаю, — ответил Юрис, — стараюсь, только не всегда получается.
В сущности, Гулбис с Юрисом сходились на том, что планирование сверху — вещь ненормальная. Более того — Гулбис считал такое планирование одним из главных зол, тормозящих развитие колхозного хозяйства. Из-за этого у них с Мареном доходило до настоящих столкновений. Еще вчера Марен упрекал Гулбиса за это.
— Но какое же это плановое хозяйство, если мы из кабинетов диктуем колхозам, что и сколько сеять? Абсурд! Это уже давно осуждено Центральным Комитетом, а мы все продолжаем по старинке. И добиваемся того, что колхозники вынуждены сами вредить себе. Нас за это бить надо. Пусть люди хозяйничают самостоятельно, тогда будет совсем другой результат.
Марен не выносил, когда ему прекословили и не подчинялись слепо. Председатель «Силмалы» безусловно был ему не по вкусу.
Юрис чувствовал это и старался понять, за что же первый секретарь не любит его? Разве он не видит, что Юрис старается поднять благополучие колхоза, отдает все свои силы, сам отказывается от многого, ибо сознает, что коммунист всегда должен брать на себя самое трудное. Неужели секретарь райкома не видит преданности Юриса идеалам партии?
Наверно, все-таки не видит. А то не было бы этого холодного тона, этих поисков «блох». И не читал бы Марен с таким удовольствием анонимные письма о Юрисе и слезливую жалобу Илмы Стурите на то, что член партии Юрис Бейка почему-то бросил ее, артистку, с ребенком. Она просила райком повлиять на Бейку, чтобы он вернулся.
— Скажи мне, — заговорил Гулбис, глядя в упор на Юриса, — что у тебя на самом деле с этой женщиной? Я к тебе приехал не из-за твоих посевов или строек, а потому, что хочу услышать откровенный ответ. Правду она говорит? Ребенок у нее от тебя?
— Не думаю, — ответил Юрис и, рассказав в коротких словах о своих отношениях со Стурите, закончил: — У меня есть жена, правда, еще неофициальная, но я люблю ее, и было бы смешно говорить о каких-то отношениях с другой женщиной. Это все, что я могу сказать. То же самое я скажу и на бюро.
— Все ясно, — промолвил Гулбис, бросив на землю окурок и втоптав его в грязь. — Заодно, может, зайдем в твою контору? Покажешь свое бумажное хозяйство, раз я уж тут…
Гулбис остался в «Силмале» до вечера. Они вместе с Юрисом обошли и объездили все хозяйство, побывали во всех клетях и коровниках, беседовали с людьми.
Когда Гулбис и Бейка заехали к Вилкупам, из коровника вместе с матерью вышла Дзидра, в резиновых сапогах и пестрой косынке. Луция Вилкуп, увидев председателя, отвела глаза и отошла в сторону, а Дзидра встретила приехавших открытым взглядом и смело пожала протянутые ей руки.
— Вот это та самая Дзидра, которую мы из Риги сманили, — сказал Юрис с улыбкой. — Уговариваем за новыми телятами ходить.
— Ну что, уговорят? — спросил девушку Гулбис.
Дзидра пожала плечами.
— Не решусь никак. Еще подумаю.
— Ну, чего там долго думать?! — сказал Гулбис. — Телят растить надо? Надо. Кому-то ходить за ними надо? Надо. Ну так что ж?..
— Я… немножко боюсь ответственности, — нерешительно сказала Дзидра и с интересом посмотрела на секретаря райкома. «Некрасив, — подумала она, — но глаза очень приятные… Смотрит так, словно уже давно знает тебя».
— А если поговорить начистоту? — спросил Гулбис Дзидру, посмотрев на нее именно так. — Вы правду скажите: ответственности боитесь или трудностей?
