Верность - [71]

Дзидра покраснела. Она на самом деле боялась, что работа окажется чересчур трудной. Телятница… К этому слову горожанке надо было еще привыкнуть. И она покраснела еще больше.

— Не беспокойся, председатель, — улыбнулся Гулбис, — эта горожанка будет ходить за телятами. По глазам вижу. Она только переживает переходный период. А переходный период всегда труден. Правильно говорю я? — Он по-дружески протянул Дзидре руку, серьезно и просто сказал: — Поймите одно: телята для вашего колхоза теперь важнее всего. Не только для колхоза, но и для всей республики. Если будете хорошо ухаживать за ними, так заранее душевное спасибо вам за это. До свидания!

С голой придорожной березы поднялась воронья стая и с карканьем разлетелась во все стороны. Тугой ветер промчался над двором, а у Дзидры по спине пробежала дрожь. Скоро зима… На горизонте проясняется, но над лесом, наискосок, со стороны Таурене скользит темная снежная туча.

— Доброе утро, Дзидра! — воскликнула Инга, входя во двор. — Вот тебе текст. Завтра вечером первая репетиция. Нет, не зайду, тороплюсь. Должна еще повидать остальных и вовремя вернуться. Вот тебе — выучи! Завтра в восемь. — И, дав Дзидре листок с текстом, — они опять готовили устную газету, — Инга закрыла портфель и дружески кивнула: — Пока!

Она ушла быстрым, твердым шагом. В походке ее опять была крылатая легкость, а в глазах — энергичный блеск. При встрече с Ингой Дзидра всегда невольно заражалась ее бодростью и жизнерадостностью.

— До свидания! — помахала Дзидра Инге вслед.

У ворот Инга оглянулась еще раз и, затянув покрепче узел на клетчатой косынке, отозвалась:

— Будет снег!

Но в голосе ее не слышалось ни досады, ни грусти, скорее какая-то радость.

И Дзидра побежала в дом с листком своей роли в руке.

От Вилкупов Юрис повел Гулбиса к Гобе.

— Хочу показать тебе настоящую труженицу, — сказал он, когда они вышли из машины.

Перед дверью вертелась шустрая девчурка в резиновых ботиках.

— Здравствуй, Инесе, — сказал Юрис. — Мама дома?

— Мама в комнате плачет, — сообщила малышка.

Юрис сдвинул брови:

— Плачет? Почему? Что случилось?

— Ничего не случилось, — рассудительно сказала Инесе, поглядывая блестящими глазенками на чужого дядю.

— Так почему же мама плачет? — допытывался Юрис.

— Потому что она лижет ноги.

— Что? Что это значит? Кому?

— Коммунистам, — сказала Инесе с ударением.

— А кто это сказал, Инесе?

Инесе доверчиво посмотрела Юрису в глаза:

— В школе. Улдис Брикснис. И еще он говорил, что мама крадет и что ты, дядя Юрис, позволяешь маме красть потому, что она дает тебе деньги.

Юрис уставился на Гулбиса.

— Пойдем в дом, — сказал тот, — чего мы стали посреди двора.

Сразу же за дверью их встретила Терезе. Она, правда, не плакала, но веки и нос у нее были красные.

Марите обедала. Она отложила ложку.

— Садитесь, пожалуйста… вот стул, — поспешила предложить Терезе.

Гулбис уселся за стол против Марите и улыбнулся ей.

— Кушай, кушай, не бойся, не отнимем.

Девочка втянула голову в плечики и, прошептав: «Не хочется больше», соскользнула со стула и отнесла посуду на кухню.

Гулбис с интересом огляделся вокруг. Комната была очень скромная, но аккуратно прибранная. Только на углу суровой льняной скатерти расплылось большое чернильное пятно — видимо, работа Марите. Терезе повернула угол с пятном к другому концу стола.

— Ой, — пожаловалась она, — чересчур много чернил дома. И как раз гости!

— Послушайте, Терезе, — прямо спросил Юрис, — что случилось в школе? Нам Инесе говорила…

Тереза вздохнула и покачала головой:

— Я, наверно, не должна была свиней брать. Кому-то досадила этим.

— Как это понимать? — спросил Гулбис. — Как вы можете досадить тем, что вы работаете?

Терезе устало посмотрела на него.

— Не знаю, — тихо сказала она, — но, видно, так. А то не стали бы сочинять такое… Мне девочку жаль — мальчишка Бриксниса говорил ребятам, что ее мать крадет колхозное добро… каждый месяц по свинье на базар отвозит… — Она посмотрела на Юриса, запнулась, затем закончила: — А вы об этом знаете… половину выручки я вам отдаю…

— Видишь, что негодяй делает, когда его с должности снимают, — сердито сказал Юрис. — Такой не успокоится! Он всех грязью обольет.

— Девочка плачет, — продолжала Тереза, — не хочет завтра в школу идти. Вот беда!

— Тут дело совсем простое, — сказал Гулбис, — надо в суд подавать — за клевету.

Терезе испуганно махнула рукой:

— Нет, нет, только не это! Мне еще отомстят… боюсь. Уж лучше пускай свиней другой берет. Пускай сам Брикснис берет, если хочет!

— Терезе, что вы говорите! — возмутился Юрис. — Брикснис и не думает с колхозными свиньями возиться. У него своих хватает, ему только не нравится, что вы хорошо работаете. А главная его цель — не вы, а я. Я получаю половину выручки, я поддерживаю вас. В сущности, он хочет разделаться со мной. Вот и все.

— Знаешь что, — вдруг предложил Гулбис и с шумом отодвинул стул. — Где усадьба Бриксниса? Далеко отсюда? Пошли! До свидания, товарищ Гоба.

Брикснис только что зарезал и общипал пять жирных гусей, которых хотел завтра везти в город, а теперь собирался сходить в «Бугры». Может, у Межалациса еще залежалась бутылка с Мартынова дня.