Верная река - [22]
Как тягостна была эта поездка! Сколько безнадежности было в ней! К тому же и доктор дурно вел себя и довольно нагло добивался своего гонорара. Устав отталкивать его, возмущенная, преисполненная отвращения и душевной муки, она доставила эскулапа в город. Он вышел из саней среди поля, вдали от заставы, и осторожности ради отправился к своим пенатам пешком. Панна Брыницкая попрощалась с ним и во весь дух помчалась домой. Под утро, когда было еще совсем темно, она вернула Ривке краденых лошадей и сани.
Тем временем, в отсутствии панны Саломеи, Щепан обмыл больного, сменил окровавленную постель и белье и оттер все пятна на полу и мебели. Одровонж стонал во сне. Панна Саломея легла спать, измученная телом и душой, исполненная внутреннего холода и презрения.
VII
В одну из ближайших ночей уставшая после дневных трудов и бессонницы Саломея заснула крепко, как никогда. Больной повстанец, не выходивший из полубессознательного состояния, дремал в темной комнате. Его беспокоили мимолетные сны, полные чудовищных видений и кошмаров.
Цокание конских копыт за стенами дома вывело его из этого забытья. Князь явственно слышал, что кто-то подъехал верхом к дому, осторожно пробирается вдоль стен, и что под самым окном лошадь переступает с ноги на ногу. Каждый удар копыт в мерзлую землю отдавался у него в ушах, в мозгу, в душе. Горячечному воображению представилось во мраке фигура темного всадника. И вдруг раздался тихий, осторожный, но настойчивый стук в окно. Услышав этот стук, больной начал будить панну Мию, звать ее все громче и громче. Но она продолжала крепко спать, и ему пришлось встать и приковылять на своей больной ноге к ее постели. Он прикоснулся рукой к ее свесившейся голове и слегка потянул за волосы, чтобы разбудить. Она очнулась и одно мгновение сидела молча, стараясь прийти в себя. Он шепнул ей на ухо, что стучат. Она сообразила это сама и стала напряженно прислушиваться. Одровонж понял, что должно быть случилось что-то ужасное, ибо у нее стучали зубы и она начала пугливым шепотом молиться. Потом она вскочила с постели, продолжая шептать молитву, накинула на себя теплую одежду и трясущимися как в лихорадке руками зажгла свечку в фонаре. Птицей влетела в холодный зал и с подавленным криком выбежала во двор. Больной приподнялся на кровати, высматривая, что там происходит, и не придется ли ему снова прятать свою княжескую милость в сарае. Он услышал радостный крик девушки в сенях, а мгновение спустя при свете внесенного в гостиную фонаря увидел, что его покровительница повисла на шее высокого старика, который баюкал ее в своих объятьях. Их безмолвный восторженный поцелуй длился бесконечно долго. Когда, наконец, пришелец опустил панну Мию на пол, Одровонж увидел его лицо. Это был высокий седоусый мужчина, одетый в отороченную мехом куртку, барашковую шапку и высокие сапоги. Князь догадался, что это отец Саломеи. Старик Брыницкий, весь еще в снегу и с оледеневшими волосами, смотрел на дочь. Он что-то шептал не то ей, не то себе, гладя ее по голове рукой, с которой не успел снять простой крестьянской рукавицы. Свет фонаря упал в глубь спаленки. Бросив туда взгляд, старик вдруг увидел человека в постели дочери, и в глубоком недоумении указал на него рукой. Панна Саломея начала быстро, не переводя дыхания, рассказывать историю раненого – его приход сюда после битвы под Малогощем, все злоключения, события, обыски и свою поездку в город.
Старик Брыницкий слушал с недоверием, угрюмо и нетерпеливо. Пока она рассказывала, он вошел в спальню, снял шапку и, высоко подняв фонарь, стал бесцеремонно рассматривать раненого. Тот, приподнявшись на локте, приветствовал отца своей спасительницы бессмысленной улыбкой.
– Где же это вас, камрат, так изранили?
– Под Малогощем.
– Так это вас там наш почтенный соотечественник Добровольский вместе с Голубовым и Ченгерием пощупали? Да, не очень-то вам повезло.
– О, да!..
– И раны такие серьезные, что для лечения понадобилась девичья кровать?
– Панна Саломея была столь великодушна, что поместила меня здесь, когда я пришел.
– Что же это за раны? Я в ранах издавна разбираюсь, у меня большой опыт. Может быть, мне удастся успокоить ваши нестерпимые боли.
Он грубо откинул одеяло и стал осматривать раны на голове, под глазом, на спине, груди и в бедре… Это был, однако, не лечебный осмотр, а скорее проверка достоверности самого факта. Раны не растрогали старого солдата. Он вскользь посоветовал что-то прикладывать, – а пулю все время искать, надрезая место вокруг раны даже самому… И наконец в заключение заявил:
– Если вас здесь найдут, так не только все в пепел обратят, но и вас не помилуют. Не лучше ли уйти в лес и там лечиться. Хвоя вытягивает жар. Грязь, если на ней спать, исцеляет огнестрельные раны. И пуля скорее бы вышла, – ее земля притягивает.
– Я сам этого хочу. Вот только бы мне стать на ноги.
Брыницкий присел на диван и смотрел на гостя налившимися кровью глазами. Панна Саломея села у ног отца и целовала его руки, даже ремни и поношенную, всю в снегу и грязи куртку.
– Вот сапоги на мне рваные. Промокают, черт бы их побрал! Пусть-ка Щепан поищет мне ту, другую пару, хотя она тоже старая, а все же получше этой. Пусть только хорошенько смажет их салом.
Повесть Жеромского носит автобиографический характер. В основу ее легли переживания юношеских лет писателя. Действие повести относится к 70 – 80-м годам XIX столетия, когда в Королевстве Польском после подавления национально-освободительного восстания 1863 года политика русификации принимает особо острые формы. В польских школах вводится преподавание на русском языке, польский язык остается в школьной программе как необязательный. Школа становится одним из центров русификации польской молодежи.
Впервые повесть напечатана в журнале «Голос», 1897, №№ 17–27, №№ 29–35, №№ 38–41. Повесть была включена в первое и второе издания сборника «Прозаические произведения» (1898, 1900). В 1904 г. издана отдельным изданием.Вернувшись в августе 1896 г. из Рапперсвиля в Польшу, Жеромский около полутора месяцев проводит в Кельцах, где пытается организовать издание прогрессивной газеты. Борьба Жеромского за осуществление этой идеи отразилась в замысле повести.На русском языке повесть под названием «Луч света» в переводе Е.
Впервые напечатан в журнале «Голос», 1896, №№ 8—17 с указанием даты написания: «Люцерн, февраль 1896 года». Рассказ был включен в сборник «Прозаические произведения» (Варшава, 1898).Название рассказа заимствовано из известной народной песни, содержание которой поэтически передал А. Мицкевич в XII книге «Пана Тадеуша»:«И в такт сплетаются созвучья все чудесней, Передающие напев знакомой песни:Скитается солдат по свету, как бродяга, От голода и ран едва живой, бедняга, И падает у ног коня, теряя силу, И роет верный конь солдатскую могилу».(Перевод С.
Впервые напечатан в газете «Новая реформа», Краков, 1890, №№ 160–162, за подписью Стефан Омжерский. В 1895 г. рассказ был включен в изданный в Кракове под псевдонимом Маврикия Зыха сборник «Расклюет нас воронье. Рассказы из края могил и крестов». Из II, III и IV изданий сборника (1901, 1905, 1914) «Последний» был исключен и появляется вновь в издании V, вышедшем в Варшаве в 1923 г. впервые под подлинной фамилией писателя.Рассказ был написан в феврале 1890 г. в усадьбе Лысов (Полесье), где Жеромский жил с декабря 1889 по июнь 1890 г., будучи домашним учителем.
Рассказ был включен в сборник «Прозаические произведения», 1898 г. Журнальная публикация неизвестна.На русском языке впервые напечатан в журнале «Вестник иностранной литературы», 1906, № 11, под названием «Наказание», перевод А. И. Яцимирского.
Впервые напечатан в журнале «Голос», 1892, № 44. Вошел в сборник «Рассказы» (Варшава, 1895). На русском языке был впервые напечатан в журнале «Мир Божий», 1896, № 9. («Из жизни». Рассказы Стефана Жеромского. Перевод М. 3.)
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.