Венок Петрии - [65]
«Слушай, — говорит, — брось мне очки втирать. Кругом болеть не может».
«Не знаю, — говорю, — токо болит рука от плеча до самых пальцев. И делать ничё не могу. Поднять ничё не могу».
«Ну-ка, — говорит, — сожми кулак!»
А я не могу.
Он собрал мне пальцы вместе.
«Попробуй ишо раз».
Я все одно не могу.
Смотрит на меня старик из-под очков, потом и вовсе на лоб их закинул.
«Петрия, скажи мне правду, с мужем дралась?»
«Да нет», — говорю.
«А может, застудила? Белье на улице не полоскала в ледяной воде?»
«Тоже нет, — говорю. — Рази когда в кофейне служила?»
«В какой кофейне?
«Я, — говорю, — три года, с сорок пятого до сорок восьмого, в кофейне работала в Доброй Доле, судомойкой. Тогда, может».
«А тогда рука болела?»
«Нет!»
Он повел бровями.
«А с чего бы ей сейчас болеть?»
Начал он мне на спину давить. Щупает, жмет.
«А здесь болит?»
«Нет», — говорю.
Отпустил он меня. Сел за свой стол, надвинул очки на нос.
«Одевайся, — говорит, а сам чтой-то пишет, опосля вздохнул и говорит: — О господи, и чего эти босяки не выдумают?»
А про меня не так просто сказать, кто я. Муж у меня шахтер, по ему я, понятное дело, босячка. Но сама я из деревни, значит, лапотница. Вот и рассуди, кто я.
Одеваюсь я.
«Ничё, — говорю, — я не выдумываю. Вот те крест, сильно болит».
«Ну ладно, — говорит, — не выдумываешь так не выдумываешь. Будешь вот это пить три раза в день по одной таблетке. А дён через пять придешь. Тогда поглядим».
И дает три коробочки.
Взяла я их и пошла себе.
На улице-то посмотрела, что в коробочках. А там, господи, аспирин!
О, чтоб тебя! Думаешь, ежели ты доктор, так над тобой и господа бога нету? Что у меня — жар, чтоб аспирин пить? Аспирин, когда жар, пьют, а не от больных рук. У меня, брат, не грипп.
И так я на его осерчала и обиделась, что и иттить к ему больше не хотела.
Вот так. Я доктора Чоровича, и вправду, очень почитала, дак ведь и он, брат, тоже должон совесть иметь. Ведь и я не круглая дура. Ежели у тебя есть голова на плечах и ты выучился и умеешь народ и лечить, и учить, дак ведь и у меня на плечах не кочан капусты! Ведь правда? Ты бы тоже, поди, обиделся?
Сунула я аспирин в буфет и пить не стала.
И не пошла б к ему, ежели б он меня сам не увидал. Собралась я как-то рано утром, полшестого не было, на базар. И вдруг его встречаю, тоже встал ни свет ни заря.
«Добрутро, господин доктор», — поздоровалась я с им. А как же иначе, не отворачивать же голову.
«Добрутро, Петрия, — говорит. — Прошла твоя рука?»
Надо же, вспомнил!
«Нет, — говорю. — Болит, как и болела».
«А ты пила таблетки, что я тебе дал?»
«Пила, — говорю, — как не пить. Но, похоже, они мне без пользы».
«Приходи сегодня ко мне, — говорит, — я погляжу».
Пошла я снова к ему.
Ишо раз поглядел он мою руку, снова крутил ее и вертел. Болит, мочи нет.
«Господин доктор, — спрашиваю его, — а не сохнет она у меня? Честно мне скажите».
«Сохнет? — говорит. — Ты что думаешь, рука так ни с того ни с сего может отсохнуть? Акация в саду и то за здорово живешь не сохнет, а рука на живом человеке и подавно».
«Потому я и говорю. Ведь сильно болит. Поди, тоже не за здорово живешь болит».
«Чтой-то ты крутишь со своей рукой, токо не знаю что. Вот тебе направление в Ш., пущай там тебе снимок сделают. Подождешь снимки, они тебе их на руки выдадут, и принесешь мне. Так им там и скажешь».
Ладно. Поеду в Ш.
Назавтра сажусь в поезд, еду в Ш.
Сунули мне там руку в аппарат, сняли. Дождалась, получила снимок.
Иду оттель и думаю: может, к Ешичу заглянуть. И он доктор, поди, тоже разбирается.
Зашла к ему. Он ведь тут же, при больнице.
Взял Ешич снимок, глянул на свет. Пощупал малость руку, подавил на суставы.
«Понятно, — говорит. — Ты, Петрия, ревматизьму схватила, я тебе рецеп напишу, купишь в аптеке настойку. Перед сном будешь руку натирать, все и пройдет».
А руку, чтоб не тревожить, к шее подвязал.
Мне сразу легче стало, не так болит. Понятное дело, не тревожу ее, вот она и успокоилась.
Купила я в аптеке лекарствие — дали мне пузырек, так на четверть литра, чуть взболтнешь, пенится, — села в поезд и думаю.
Что Ешич сразу разгадал мою болесть, это я ишо могу понять. На то он и доктор. Но святой Врач боле меня не обманет.
Ежели это его рук дело, а другого и быть не может, то, право слово, да простит меня господь, смехота это, а не святой. Провинишься перед им, покаешься, к ворожее сходишь, свечу большую в монастыре поставишь, а ему все мало, под мужа твого подкапывается, калекой на всю жисть оставляет. Но и того ему мало, он за тебя принимается — ревматизьму на тебя насылает.
Вот уж чего никак не могу в толк взять! Коли он ничё умнее не придумал, как ревматизьмой меня наказать, дак на такого святого глядючи впору уписаться со смеху, а куда уж там почитать его да опасаться. Да нет, не ревматизьма у меня.
Видала я людей, что ревматизьмой мучаются, это, брат, не то. И на святых нынче положиться нельзя. А на докторов, выходит, и того меньше.
На другой день утром — рука к шее привязана — иду в анбалаторию к Чоровичу. Снимок несу.
Впустил меня Чорович, а как увидал руку на перевязи, надулся, хмурый вдруг стал страсть, а отчего, и понять не могу.
А ндрав у его сурьезный. Гляди-кось, думаю, лопнет счас. И чего осерчал?
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.