Венок Петрии - [32]

Там-то их, понятно, никто не видит. Затаились в чаще, и чаща затаилась, молчит.

Пройдет час, другой, из леса сперва она выходит. Накинет платок на голову, поглядит налево-направо и быстро-быстро домой. И как она поравняется с первыми домами, тогда выходит он. Покуривает и не спеша так вышагивает себе по лугу.

Поначалу никто ничё толком не знал, боле языками болтали. Тот их видел, шептались бабы, этот видел. А окненцы любят привирать, им верить нельзя. Они чего не выдумают.

А тут вдруг от соседей слышим: Витомир выгнал свою Милияну да ишо со всеми детьми. Ушла, мол, Милияна в село к своим. Боле здесь не живет.

Это уж дело нешуточное. Ладно, встречался с девчонкой в лугах, такое ишо можно понять. Девчонке, может, не привыкать, а его тоже не попрекнешь. Святой он, что ли? Однако это уж тебе не свиданки в лугах! Тут уж, ей-богу, другое.

Через два дня, как жена с детьми ушла из дому, Витомир перескочил низкую ограду и прямиком к Алексе. Такие вот дела, сосед, говорит. Я и твоя дочерь Лиля любим друг друга и хотим пожениться. Я пришел, чтобы сказать тебе это по-человечески, а ты не вздумай мешать нам. Я, конешно, малость старше ее, но мы любим друг друга и, как я улажу дела с моей бывшей женой, распишемся. Я рассудил, лучше тебе от меня это услышать, чем от других.

Сказал, повернулся и ушел. Не стал ждать, что тот про его думает и скажет.

Взвыли Алекса и Полексия. Как же так? Что ж это будет? Ведь он старый, в отцы ей годится. Дедом мог бы уж быть, ежели б господь бог дал, а он за девчонками по руднику гоняется.

Отколотил Алекса жену. Где ты была? Почему девчонку не уберегла? Чем занималась, почему не видела, что у тебя под носом деется? Как же ты, мать твою, глядела, когда ничё не видела? Другой раз девку упустила! И давай ее по спине молотить!

Да рази тумаками поправишь дело?

Взялись они дочку выспрашивать. Позвали ее. Правду ли этот дурак говорит? Чего он тут плел?

Но девка, похоже, не очень-то испужалась. Смотрит им прямо в глаза.

Да, говорит, правду, и не говорите мне ничё. Все одно слушать не стану. Мы любим друг друга, и, коли по доброй воле не отдадите за его, мы обои убежим. И вы никогда меня не увидите. Вот знайте. Он, и никто другой.

Что тут делать?

У Алексы и Полексии так все в голове спуталось, что они даже не избили ее. Она и ушла к себе.

Всю ночь горемыки глаз не сомкнули, на другой день бродят как помешанные. И точно, помешанные. Опять девку ославили, второй раз, теперича с ей ничё не сделаешь, никуда не пристроишь. Кому она такая нужна? Кто ее возьмет?

Как ни крути, деваться некуда, соглашаться надо. Надо, решают, уступать.

А там пораскинули мозгами и думают, может, так оно и к лучшему, хорошо, хочь этот берет, могло быть и хужее. Поди знай, где найдешь, где потеряешь!

Дали они свое согласье. Супротив воли, но дали. Выходи, думают, господь с тобой, выходи за кого хочешь, хочь за цыгана выходи, ежели охота приспела, лишь бы скинуть заботушку со своих плеч. Хочь и родное дитё, но пропади оно пропадом, пущай садится теперича кому другому на шею, с их хватит, хлебнули сраму вдосталь.

Объявили это дочке. Передали Витомиру, согласные, мол, они, раз по-другому не выходит.

Узнали про это и в поселке. Говорят, Лиля с Витомиром уж и живут, будто муж и жена. Кажную ночь, как старики заснут, она идет к ему и возвращается на заре. Побледнела, говорят, от бессонных-то ночей, и то углядели. Ждут токо, чтоб про Милияну люди малость подзабыли, а там и распишутся. Так они решили и так уговорились, а Алекса и Полексия дали согласие.

Они, значит, решили и уговорились, но кабы все зависело токо от слюнтяя этого Витомира и вертихвостки Лиляны. Кабы все шло, как им хочется. Кое-кого ишо надо бы спросить. И жисть проклятущую, брат, тоже не вредно спросить.

А ее-то вы спросили, дурачье сорочье?

13

Прослышала об том Витомирова родня.

И тут же явились не запылились. Отец с матерью, братья, снохи. Понаехали ровно на ярманку. И детей прихватили, токо что овец и коров дома оставили.

Взяли они Витомира в оборот и давай мутыжить.

Ведь она, навалились они на его, девчонка сопливая, рази она пара тебе, тебе тридцать седьмой пошел, а ей семнадцатый, ты в отцы ей годишься, а не в мужья. Ведь у тебя три дочки, каково им будет без отца-то, что они об тебе думать станут, как вырастут, что об их люди будут думать, как они-то, бедные, замуж пойдут? Выгнал жену, ладно, может, она нехороша тебе была, но почто, бесстыдник, детей-то прогнал, есть у тебя совесть иль нет? Ноне-то ты ей куда как хорош, а что будет, когда старость придет, кто за тобой, дряхлым и немочным, ходить станет? Об этом ты думаешь? Да и потом, что это за девка, что за старика идет, рази это невеста? Видать, она уж привыкла к старым, не впервой, чай, рази ты первый у ей, слышал небось про ейного шофера, видал, как он ей голову оболванил, что это за девка такая, что ее шоферня по дорогам возит и наголо стрижет. Ты и сам бы все увидал, умный ведь человек, токо все равно что помешался, ослеп, память отшибло. Девчонка-то пропащая, вот мать ее — а всем про ее известно, что она знахарка и ведьма, — и решила пристроить дочку не мытьем, так катаньем. И, видать, подсунула тебе какое-никакое зелье, подкинула какую-никакую отраву, ты и потерял разум, ровно больной. Опамятуйся, Витомир. Над пропастью ходишь, того и гляди свалишься.