Венец - [29]

Не надо так! Я не ГГ, а ДД! Даже — ДДДД!

Но выглядит, будто все победы — из моего рукава. А кто против — клеветники-злопыхатели. Которым хочется крыть… Очень хочется. Но нечем.

— Итак. Как два витязя об добыче какой заспорили, ругаться начали, добыча — моя. Ещё: я лишаю берендеев, чадь Бастиеву, доли в киевской добыче. За то, что они убили моих людей. И прошу государя велеть сыскать душегубов и вещи краденные.

«Нельзя. Но если очень хочется…»

Я, своей волей, лишаю Бастия доли в добыче. И прошу тебя, Государь, провести сыск. Твоей волей.

Уместным применением стародавних обычаев, избавляю тебя от тяжкой, грязной работы — разбора имущественных споров между грабителями. В смысле: светлыми князьями и славными богатырями земли Русской. Подставляю свою голову всей этой жужжащей на крыльце раздражённой толпе. Но уж и ты изволь исполнить твоё любимое дело — «суды да казни» — по моему эпизоду.

Казни точно будут: у меня убили восемь человек, меньшим количеством злодеев-покойников я не обойдусь.

В зале за моей спиной ахают. Пантелей уже тащит за рукав Чарджи.

— Вот, Государь, торк, инал из рода великих ябгу, Чарджи.

— Помню такого. В Янине не худо дрался.

— А ныне он, вместе со мной, прошёл в город Ярославов, поднялся на стену града Владимирова. Когда сын твой с дружиной подошёл к Софийским — ударил ворогам в спину, открыл ворота. Явил великую отвагу. Их всего-то девять было. А остался — один. Остальных героев — Бастий зарезал.

Несколько упрощаю: двое погибли и трое были серьёзно ранены волынцами — рубка была реально бешеная. Но Бастию счёт за восьмерых: зарезал и ободрал.

Андрей кивает Чарджи, тот повторяет свою историю. А я вижу, что Андрей уже решение принял, бросил пару негромких фраз подскочившему слуге, и уже исполняется: во дворе появился Маноха с подручными, строится полусотня кипчаков и полусотня боголюбовских.

Против гридней берендеи биться не будут. А спустить на «чёрных клобуков» — «белых»… Если на Бастии хоть штаны останутся — удача.

Чётко «самодурение». Для суда требуется два свидетеля, а «полный видок» вообще семь человек. Но я ж не на суд Бастия зову. А для начала сыска довольно одного доноса. Берендеи — вассалы Торческого князя. Но Михалко ныне пленник, слова и власти не имеет. Его обязанности, пока нового не назначили, ложатся на вышестоящего. На главного среди победителей, на Боголюбского. Ещё: в русском суде значение имеет не только само рассматриваемое деяние, но и репутация подсудимого. Бастий для Боголюбского — изменник, сволота продажная.

«Сукин сын. Хотя и наш сукин сын».

Уточняю: «их сукин сын», смоленских.

Главное: личность Боголюбского. Его готовность сыскивать и взыскивать. Привычка принимать жёсткие, «казнительные» решения. Был бы на его месте Благочестник — предложил бы всем помолиться и покаяться.

Вокруг как-то пустеет. Николай и Салман убежали с Чарджи «трясти» берендеев.

— Внимательно смотреть. Все доспехи, мечи, сапоги и чехлы сыскать.

Речь о внешнем слое полотна на кафтане или шлеме. Характерная особенность внешнего вида моих бойцов. Если такая штука останется у Бастия… А тот передаст Попрыгунчику… мне такую подставу устроят! Я бы — сделал.

Сказано… Чарджи, даже и в битом состоянии, будет манерничать в духе «неписаных законов благородной войны». А Николай проще, по-таможенному: каждый ротик откроет, каждую задницу отворит. На предмет: а не завалялись ли там сапоги со шпорами звёздочкой?

Что мы на дело шли без шпор, я сказал? — Но Николай всё равно проверит.

Пропотеют ребята: я приказал найти не менее восьми убийц. И все детали амуниции, вплоть до мелочей типа стелек, пуговиц…

«Накось выкуси» не будет. Не будет «выкуси», потому что ничего не останется «накось».

Во Всеволжске народ уже знает, что чужое брать нельзя. «Святая Русь» — очень большая песочница. Но начинать когда-то надо.

В убийстве раненных виновен Бастий — его приказ. Но никто про это не скажет. Поэтому… кто попадётся. Хорошо бы из его ближнего окружения. Чтобы поняли. Что защитить их от меня Бастий не может.

— Хе-хе… Тебе бы, Ваня, пугалом на огороде стоять. Как не придёшь — вся свора разбегается. Ты глянь: полчаса, как ты заявился, а уж дышать можно. То было не протолкнуться, а то бездельников… поубавилось, жу-жу поутишилось. Мухобойка из тебя хороша бы была.

Это комплимент? Его величества высочайшая благодарность? Типа: за проявленную доблесть в об престоле святорусском радении повелеваю присвоить почётное звание «Государева мухобойка высшего разряда». Выдать орден и, во дни тезоименства и по богородицким праздникам, носить на ленте.

Андрей, временами, пытается сыграть со мной «доброго дедушку». Только у него не получается. Ему умильный тон… как леопард в засаде: вроде и к земле прижимается, и хвостиком покачивает, а — смерть. Мгновенная. Кровавая. Клыкасто-когтистая.

Я на такое не покупаюсь: с Акимом Яновичем по ноздри похожего наелся. Но Аким, хоть и вздорный, а добрый. А этот… хищник муркающий.

— Для тебя стараюсь. Государь, мухами заеденный.

Съел? Как ты ко мне по-людски, так и я к тебе. По-человечески.

Попробуем, однако, о деле:

— Докладываю. Епископ Туровский Кирилл повстречался. Побеседовали. Обещался быть на твоём венчании. Поучительное слово про процветание Руси сказать. Коротенько.