Вена: история города - [92]

Тот, кто хочет больше узнать о Бернхарде, должен поехать в Гмунден или в деревню Ольсдорф, которая находится в десяти километрах от этого чудесного города на Траунском озере. Коричневые ворота ничем не примечательного крестьянского дома в конце деревни открывают по будням после обеда, чтобы все интересующиеся, прибывшие из самых разных мест, могли увидеть это культовое место.

Большой крестьянский дом, в котором Бернхард искал уединения и творческого покоя, таит много неожиданного. Прекрасно оборудованная столярная мастерская в отдельном флигеле рядом с сараем — неожиданное свидетельство того, как писатель боялся нужды и лишений. Бернхард родился в 1931 году в Голландии, отца он не знал. Его детство в Зальцбурге было самым тесным образом связано с дедом по материнской линии Иоганном Фройм-бихлером. Но в воспоминаниях Томаса Бернхарда осталась не только большая любовь к рано умершему деду, но и упорная борьба за выживание, которую вел этот не знавший успеха писатель. Поэтому его внук оборудовал мастерскую как источник возможного заработка, позволяющего и ему не зависеть от литературного признания. Он действительно пользовался до сих пор сохранившимся верстаком — в доме много мебели сделано его руками.

Обстановка в доме, предусматривающая максимальный комфорт, свидетельствует о том, сколь необоснованны были его страхи, и укрепляет во мнении, что Бернхард умел вести свои литературные дела. Лишь здесь видишь, как много раз ненавидимое и обличаемое им государство поощряло писателя морально и материально, и он принимал эти награды. (При этом, например, вручение Малой государственной австрийской премии 1968 года закончилось скандалом, когда Бернхард в ответной благодарственной речи осыпал Австрию оскорблениями.)

О том, кто будет вести этот дом в Ольсдорфе, в определенный момент возник спор между фондом Петера Фабиана и единственным местным доверенным лицом Бернхарда, Карлом Игнацем Хеннетмайром. Хеннетмайр даже решился затеять небольшую интригу и несколько лет назад обвинил Фабиана (исполнявшего также обязанности домашнего врача своего брата), что он якобы с помощью укола отправил на тот свет прикованного болезнью к кровати Бернхарда. Но тело писателя, несмотря на требования Хеннетмайра, так и не было эксгумировано. Дело неоднократно возбуждалось, но прокуратура считала обвинения смехотворными. Намеренно сфабрикованное уголовное преступление превратилось в фарс. Единственный друг, которого Бернхард благодарит в одной из своих книг особенно теплыми словами, решил утешиться тем, что выступил в роли писателя и быстро распродал книжку, в которой увековечил свои дружеские беседы с Бернхардом. Фабиан в ответ громко заявил, что дружба, видимо, разрушилась, когда этот торговец недвижимостью включал магнитофон, чтобы записать каждое слово Бернхарда.

Тем не менее безусловной заслугой Хеннетмайра остается то, что он сохранил дом в Ольсдорфе в первоначальном виде и превратил его в музей. Здесь регулярно проводятся чтения, которые дают возможность ознакомиться с забытыми или никогда не публиковавшимися рукописями Бернхарда. В репортажах из зала суда, которые он писал в начале своей журналистской деятельности, видно такое же мастерство, как и в никогда не публиковавшихся стихах из сборника «Стужа». Это название впоследствии было дано первому роману, буквально ворвавшемуся на литературную сцену Австрии в 1960-х годах.

Но Бернхард никогда не перестает удивлять: совсем недавно некий антиквар выставил на аукцион до сих пор неизвестную рукопись писателя, относящуюся к 1957 году и по сути представляющую собой переработку пьесы «Господский дом» американского драматурга Томаса Вулфа. На 68 страницах содержится множество собственноручно переделанных Бернхардом концовок, заметок и указаний режиссеру. Однако Мартин Губер не видит в этой находке ничего сенсационного и говорит, что подобных рукописей еще много в архиве в Гмундене. Петер Фабиан пытается судебным путем прояснить, откуда взялась эта рукопись и может ли она считаться частью наследия. А устроители Зальцбургского фестиваля уже заявили о своем намерении поставить эту пьесу, не прочитав из нее ни строчки.

Еще одним потрясением было, когда немецкая художница Эрика Шмид заявила перед началом своего венского вернисажа, что ее связывали с Бернхардом очень тесные отношения и что этот неудобный обществу человек в личном общении был дружелюбен и весьма жизнелюбив. Позднее, уже после смерти писателя, фотохудожница посетила с фотокамерой в руках места, где разворачиваются события 27 его прозаических сочинений и 18 театральных пьес. Она рассказала, что Бернхард в своих произведениях ничего не преувеличил, поскольку все эти места действительно оставляют ощущение безысходности и отчужденности.

Пейманн, истинный друг

Клаус Пейманн никогда не рассказывал, каким человеком был его старший друг. Он просто упорно ставил на сцене его пьесы, невзирая ни на какие протесты. Благодаря ему в 1970 году автор дебютировал как драматург на гамбургской сцене, а в 1972 году состоялась австрийская премьера в рамках Зальцбургского фестиваля. В 1974 году, будучи приглашенным режиссером западногерманского театра, он поставил в Бургтеатре спектакль «Общество на охоте», а позднее повторил постановку в Штутгарте и наконец в городском театре Бохума, это принесло ему мировую славу, и с тех пор ни один театральный сезон в Бохуме не обходился без пьес Бернхарда. В Бохуме его нашел венский бургомистр Гельмут Цильк и в 1986 году пригласил занять место директора Бургтеатра несмотря на то, что слава режиссера была не лучшей. Он слыл неисправимым бунтарем 1968 года, ему даже приписывали контакты с западногерманскими экстремистами из фракции «Красная армия». Конечно, именно он был режиссером скандальной постановки «Площади Героев» в 1988 году и был счастлив этим обстоятельством, поскольку полностью разделял мнение Бернхарда об австрийцах. Хотя лучше было бы, если бы это мнение донес до них австриец.