Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - [77]
План высылки Александры Федоровны в Ливадию, как и все предыдущие, потерпел провал. Несмотря на призывы Александра Михайловича вдовствующая императрица Мария Федоровна не поехала в Ставку, а лишь отправила 17 февраля своему сыну Николаю II письмо: «…уверена, что ты сам чувствуешь, что твой резкий ответ семейству глубоко их оскорбил, бросив им ужасное и совершенно незаслуженное обвинение»[651]. В письме также была выражена надежда на смягчение участи Дмитрия Павловича.
Не привело к результату и направленное к ней 19 февраля послание Николая Михайловича, в котором он излагал тот же план удаления Александры Федоровны и призывал ее «действовать не теряя времени и посвятить себя этому святому долгу» (подчеркнуто в тексте оригинала. – Е.П., К.Б.) [652].
Февральские письма и встречи великих князей с Николаем II, во время которых была предпринята попытка оказать давление на Александру Федоровну, не привели ни к чему. В этот период супруги чувствовали себя как никогда сплоченными. Видимо, сказалось убийство Г.Е. Распутина, следствием которого была утрата пусть небольшого, но существовавшего былого доверия царя великим князьям.
Впрочем, самые последние попытки давления на императора накануне Февральской революции все же были оказаны великими князьями через того же чиновника А.А. Клопова и председателя Государственной думы М.В. Родзянко.
Последнее письмо А.А. Клопова императору было написано 13 февраля, то есть за день до открытия Государственной думы. В нем он еще раз призывал царя объединиться с Государственной думой и отказаться от кучки ненавистных министров. «Только путем единения с Государственной думой Вы войдете в единение со всей Россией, Вы станете действительным ее вождем и тогда обеспечена победа и будущее России и Вашей династии… Идите с Думой, а не против нее. Идите в Думу и объявите, что Вы с ней и в знак доверия стране даете ей то правительство, которому она верит, которое будет ответственно перед царем и народом. Это будет слияние Ваше с народом». А.А. Клопов уговаривал Николая II дать ответственное министерство именем Христа и Прощенным воскресеньем[653]. Еще ранее царский корреспондент писал великому князю Михаилу Александровичу: «Я мало, очень мало верю в свою миссию»[654]. Его миссия, а вместе с ней и миссия самого Михаила Александровича, не достигла успеха.
Примечательно, что переписка А.А. Клопова и великого князя носила настолько оппозиционный характер, что А.Д. Протопопов в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства указывал, что отослал царю письмо Клопова к великому князю Михаилу Александровичу по поводу назначенной царем Клопову аудиенции. Оппозиционное настроение письма заставило его опасаться, не произведет ли он покушения на царя. Царь ответил А.Д. Протопопову: «Клопов – старичок давно мне известный». Письмо Клопова к великому князю царь оставил у себя»[655].
Таким образом, последний демарш великокняжеской оппозиции окончился безрезультатно. Мнение Николая II о невозможности создания ответственного министерства не было изменено ни на йоту. Сквозной идеей писем, как и лейтмотивом встреч великих князей Михаила Александровича и Александра Михайловича, а также докладов М.В. Родзянко, была не столько необходимость дать ответственное министерство, сколько возможность перекладывания ответственности в связи с этим с императора на правительство. Они надеялись, что Николай II пойдет на это, зная его отношение к власти как к выполнению своего тяжкого, но данного Богом долга. Но их попытки не принесли никаких результатов. Интересно отметить, что, зная жертвенную натуру государя, они могли предложить императору другую аргументацию. Николай II никак не прореагировал на действия своих родственников еще и потому, что, видимо, понимал: они выражают уже не столько свои интересы, сколько являются проводниками идей и взглядов лиц, стремящихся к власти.
В тот же период давление на императора оказал и новый премьер – князь Н.Д. Голицын, которому Николай II пообещал подписать указ о создании ответственного министерства, однако в день подписания уехал в Ставку, так и не вернув документа премьер-министру. Но даже если бы этот проект и был реализован, то шансов спасти монархию у него уже, по всей видимости, не было. Через несколько дней началась Февральская революция.
«Государь должен отречься от престола…»
Поведение великокняжеского окружения во время Февральской революции продемонстрировало, насколько отдалились великие князья от престола.
В начале Февральской революции в Петрограде проявили активность великие князья Михаил Александрович, Павел Александрович, Кирилл Владимирович. Их позицию во время революционных событий нельзя назвать однозначной. С одной стороны, они сопротивлялись возникавшей анархии, но с другой – не заняли твердой позиции защитников режима. Об этом свидетельствуют и появление великокняжеского Манифеста, и поведение великих князей в революционные дни.
В ночь с 27 на 28 февраля 1917 г. в руках войск, верных императору, оставалось лишь Адмиралтейство, по приказу генерала Занкевича отряд в два часа ночи перешел из Адмиралтейства в Зимний дворец. Смысл данного приказа был не вполне ясным, однако он был выполнен. Комендантом обороны Зимнего дворца был назначен генерал Данильченко, который первым делом стал обзванивать министров и членов императорской семьи. Однако лишь ранним утром 28 февраля в Зимний дворец приехал великий князь Михаил Александрович. Необходимо заметить, что фактически он явился во дворец не по своей воле. С начала революции он находился в Гатчине, откуда и был вызван днем 27 февраля М.В. Родзянко. Председатель Государственной думы хотел, чтобы, связавшись по прямому проводу с Николаем II, великий князь склонил его к уступкам думской оппозиции. Таким образом, тандем М.В. Родзянко – Михаил Александрович должен был сработать еще один раз. Как и ранее, эта попытка потерпела неудачу, Николай II отправил в Петроград карательный отряд под командованием генерала Н.И. Иванова. Пытаясь спасти режим, Михаил Александрович фактически действовал против своего брата. Однако, поскольку все дороги из Петрограда были уже блокированы, великий князь не смог вернуться обратно в Гатчину.
