Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - [66]
Наконец, интересно сравнить беседу Марии Павловны с М.В. Родзянко, а также вышеприведенный отрывок из записок Николая Михайловича с письмом его брата, великого князя Александра Михайловича, которое тот начал писать на следующий день в поезде, по дороге в Киев. Согласно его воспоминаниям, он ехал со своей дочерью Ириной и зятем – Ф.Ф. Юсуповым, участником антираспутинского заговора[564]. Это означает, что он собрался в течение нескольких часов и уехал из Петрограда в ночь на 24 декабря. Письмо продолжило череду великокняжеских политических посланий к императору, но, в отличие от них, было написано в несколько приемов, в течение месяца, с 25 декабря 1916 г. по 25 января 1917 г., и было отослано только 4 февраля. Ниже мы рассмотрим лишь часть письма, написанную собственно 25 декабря, то есть сразу после декабрьских событий в Петрограде.
В этой части Александр Михайлович как бы продолжает свою беседу с Николаем II, которая произошла за два дня до этого: «Я считаю, что после всего мною сказанного я обязан говорить дальше»[565]. Интересно, что главной темой для продолжения разговора является вовсе не судьба Ф.Ф. Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича, а вопрос о составе Совета министров.
Александр Михайлович не предлагает никаких действенных мер, не называет каких-либо фамилий, не выдвигает ведущих идей программы. Главным принципом будущего правительства, с его точки зрения, является доверие между царем и председателем Совета министров, а также между народом и министрами. Единство всего Совета министров в политических вопросах он также считал одним из решающих факторов. Таким образом, выход из создавшегося положения, по мнению Александра Михайловича, – перестановки в Совете министров. Что касается программы действий, то единственное требование к ней – чтобы «раз установленная программа ни в коем случае не менялась». Но, несмотря на приблизительность мер, о которых пишет великий князь, его письмо явилось первым посланием, содержащим примерный план политических преобразований.
Содержание письма, вероятно, было вызвано не столько убийством Г.Е. Распутина, сколько последовавшими вслед за этим министерскими перестановками. Общение Александра Михайловича с вновь назначенными министрами и с самим Николаем II побудили его написать о необходимости единства действий министров. Все это самым тесным образом перекликается с содержанием разговора великой княгини Марии Павловны и М.В. Родзянко. Внутреннее положение, бездарность правительства, А.Д. Протопопов, никак не согласовавший своих действий с другими министрами, так или иначе отражено в письме. Естественно, что об «устранении» императрицы не могло быть и речи, особенно после неудачи Николая Михайловича.
Контент-анализ первой части письма{5}указывает на то, что великий князь делает упор не на доверие между ним и императором, как это делал его брат, Николай Михайлович, в своем письме от 1 ноября 1916 г., а на единство действий императора и правительства в целом, а также на единство действий министров внутри правительства. Главные идеи письма сводились к тому, что министры должны быть едины, а царь не должен один нести ответственность за все, необходимо долю ответственности переложить на министров и палаты.
Это единственная политическая идея, которую оказались способны выдвинуть великие князья после убийства Г.Е. Распутина, если не считать идею устранения императрицы и А.Д.Протопопова. Однако, как уже упоминалось выше, письмо было отправлено лишь 4 февраля 1917 г.
Вернувшись в Киев великий князь тут же отправился к вдовствующей императрице с отчетом о поездке. 27 декабря она записала в дневнике: «Весь день с волнением ждала Сандро, который прибыл только в 3 часа пополудни… Все так ужасно. Хорошо, что он побывал в Петербурге, там просто-напросто сумасшедший дом во главе с этой фурией [императрицей Александрой Федоровной. – Е.П., К.Б.]. Он имел долгую, но безрезультатную беседу с моим Ники. Его рассказ заставил нас с Ольгой содрогнуться». На следующий день «к завтраку был Сандро – снова слушала рассказ о происшедшем – и волосы вставали дыбом»[566].
Вернемся в Петроград. Ничего не добившись у министров и разочаровавшись в председателе Государственной думы, великие князья решили обратиться к своему старому излюбленному приему – решению всех спорных вопросов по-семейному. Так на свет появилось знаменитое коллективное письмо, или, как его иногда называют, прошение.
О чем же просили великие князья?
Основная их просьба, выраженная в письме, состояла в том, чтобы «ввиду молодости и действительно слабого здоровья в. кн. Дмитрия Павловича разрешить ему пребывание в Усове или Ильинском»[567]. Таким образом, они просили лишь о перемене места ссылки для великого князя Дмитрия Павловича. И это притом что за неделю до этого ими предпринимались попытки обсуждения с Председателем Государственной думы возможности физического устранения императрицы. Невольно возникает вопрос, почему так сильно изменились их планы. Не скрыт ли в этом письме намек на какую-либо иную просьбу?
При анализе событий тех дней привлекает внимание деятельность великого князя Николая Михайловича. Мы уже рассматривали выше его запись с замыслами о заговоре против А.Д. Протопопова и императрицы, сделанную в ночь высылки Дмитрия Павловича, 23 декабря 1916 г. Однако свои мысли он доверил не только бумаге. 23 декабря об этом он говорил и с М.В. Родзянко.
