Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - [68]

Об этом визите сохранилось упоминание в двух источниках: дневнике Андрея Владимировича и воспоминаниях французского посла М. Палеолога. И хотя последний часто подвергается острой критике историков и источниковедов за многочисленные неточности, а порой и откровенные фантазии, в отношении данного эпизода оба источника во многом совпадают, а частично и дополняют друг друга.

Завтрак во дворце сына Марии Павловны, великого князя Кирилла Владимировича, начался около часу дня. Характерно, что, по воспоминаниям М. Палеолога, разговор касался «внутреннего кризиса, великой грозы, циклона, который начинается на горизонте»[577]. Подобные темы весьма характерны для удушливой атмосферы предреволюционных месяцев. После завтрака слуга доложил, что прибыл Николай Михайлович. И хотя французского посла оставили вместе с Андреем Владимировичем в другой комнате, сквозь приоткрытую дверь он увидел прибывшего великого князя: «…лицо его красно, глаза серьезны и пылают, корпус выпрямлен, грудь выпячивается вперед, поза воинственная»[578]. Возможно, французский посол несколько преувеличивал возбуждение Николая Михайловича, но взволнованность великого князя можно понять. Его настроение подтверждает и замечание Андрея Владимировича о том, что Николай Михайлович громко говорил[579], и последовавшие затем события.

«Пять минут спустя великая княгиня вызывает сына», – вспоминал французский посол[580]. По воспоминаниям Андрея Владимировича, Николай Михайлович рассказал о своем вызове к В.Б. Фредериксу, а затем стал говорить о ситуации в России как о движении к неминуемой катастрофе. Он говорил о необходимости в грядущих тяжелых событиях «забыть семейные распри и быть всем солидарными», о том, что «последние назначения министров еще более подлили масла в огонь, при этих условиях открытие Думы будет невозможным. Но он знает, что Думу не соберут, что повлечет за собой лишь более поспешную неминуемую катастрофу. 12 января – срок созыва Государственной думы, и к этому времени можно ожидать всего»[581]. Примечательна фраза дневника Андрея Владимировича, которая следует вслед за этим: «В этом духе он развивал свои мысли, но все написать считаю пока неудобным»[582]. О чем же считал неудобным написать Андрей Владимирович?

Согласно воспоминаниям М. Палеолога, великая княгиня передала ему, вернувшись в комнату, лишь вторую часть разговора, из которой посол сделал вывод, что среди князей зрел заговор. В этом французский посланник, конечно же, ошибался: о настоящем заговоре речи не шло, наоборот, великие князья вынуждены были расплачиваться лишь за свои разговоры о нем. Далее М. Палеолог описывает разговор с Марией Павловной, в котором та якобы даже обмолвилась о возможности цареубийства:

«Что делать!» – воскликнула великая княгиня. Кроме той, от которой все зло, никто не имеет влияния на императора. Вот уже 15 дней мы все силы тратим на то, чтобы попытаться доказать ему, что он губит династию, губит Россию, что его царствование, которое могло бы быть таким славным, скоро закончится катастрофой. Он ничего слушать не хочет. Это трагедия… Мы, однако, сделали попытку коллективного обращения – выступления императорской фамилии. Именно об этом приходил говорить со мной великий князь Николай.

– Ограничится ли дело платоническим обращением?

Мы молча смотрим друг на друга. Она догадывается, что я имею в виду драму Павла I, потому что она отвечает с жестом ужаса:

– Боже мой! Что будет?»[583].

В данном случае трудно говорить, о каком «коллективном обращении» идет речь. Великая княгиня имела в виду визит к императору Павла Александровича 3 декабря 1916 г. как результат коллективного совещания великих князей или письмо, составленное великими князьями 21 декабря, в ответ на заключение великого князя Дмитрия Павловича под стражу.

Их диалог прерывает слуга, сообщающий, что «вся императорская фамилия собралась в соседнем салоне и ждет только ее, чтобы приступить к совещанию»[584], результатом которого явилось создание коллективного прошения.

Поэтому вряд ли можно согласиться с использованием этого диалога в «Истории Гражданской войны в СССР», изданной в 1936 г., как одного из доказательств существования заговора буржуазии. Наоборот, совершенно точен комментарий В.С. Дякина в его монографии «Буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны» к этому разговору, что «великокняжеский заговор, если он вообще имел место, свидетельствовал больше о растерянности, чем о серьезных планах»[585].

Однако в данном случае нас интересует другое замечание великой княгини: «Именно об этом и приходил говорить со мной великий князь Николай». Оно означает, что инициатором коллективного прошения являлся великий князь Николай Михайлович. Это подтверждается воспоминаниями А.А. Мосолова, где есть упоминание о том, что именно «Николай Михайлович был одним из главных инициаторов коллективного письма великих князей»[586]. Согласно дневнику Андрея Владимировича, к половине третьего во дворец «приехали Мари, Иоаннчик, Ellen, Гавриил, Костя, Игорь, Сергей Михайлович, Кирилл и Даки» [великая княгиня Мария Павловна мл., князь Иоанн Константинович, княгиня Елена Петровна, князья Гавриил Константинович, Константин Константинович, Игорь Константинович, великий князь Сергей Михайлович, великий князь Кирилл Владимирович, великая княгиня Виктория Федоровна. –