Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - [65]
Великие князья узнали об этом 23 декабря 1916 г. вечером. Согласно записям в дневнике Андрея Владимировича, они собрались для того, чтобы «решить, что предпринять. Попытаться ли спасти Дмитрия и помешать его отъезду или предоставить событиям идти своей чередой»[555]. Решили последнее. В совещании принимали участие великие князья Андрей и Кирилл Владимировичи, Гавриил Константинович, а также великая княгиня Мария Павловна. Позднее их поддержал и великий князь Александр Михайлович.
Единственное, что в этот момент они предприняли, несмотря на позднее время (было около 12 часов ночи), – позвонили по телефону председателю Государственной думы М.В. Родзянко. Согласно дневнику великого князя Андрея Владимировича, им хотелось знать мнение председателя Государственной думы[556]. М.В. Родзянко отказался приехать из-за позднего часа, а также из-за боязни вызвать излишние толки. Председатель Думы явно не хотел приезжать. Это подтверждается тем, что в своих воспоминаниях М.В. Родзянко говорит даже не об одном, а о двух последовательных звонках великой княгини Марии Павловны.
Настойчивость великих князей была не случайна. Андрей Владимирович называет лишь одну из причин беспокойства за судьбу Дмитрия Павловича. Но была и другая причина. Великие князья только что потеряли своих союзников в правительстве в лице А.Ф. Трепова и А.А. Макарова и стали искать поддержки у М.В. Родзянко. Однако в своем выборе они явно ошиблись.
Отказавшись приехать 23 декабря в 12 часов ночи, М.В. Родзянко все же посетил великую княгиню Марию Павловну на следующий день. Это подтверждает в своем дневнике близкий к председателю Государственной думы Я.В. Глинка[557]. При разговоре присутствовали Кирилл и Андрей Владимировичи. «Родзянко стоял на своей точке зрения, что непосредственно он нам в этом деле помочь не может, не имея власти, но морально он, безусловно, на нашей стороне»[558]. В разговоре были так же затронуты министерские перестановки, в частности, назначения А.Д.Протопопова и Н.А. Добровольского. По мнению М.В. Родзянко, на эти назначения «в Думе будут реагировать очень серьезно»[559]. Видимо, великих князей в этот момент интересовала не только судьба Дмитрия Павловича, но и потеря их политического влияния через «своих» людей – прежде всего председателя правительства А.Ф. Трепова.
Обещая великим князьям лишь свою моральную поддержку, М.В. Родзянко, в свою очередь, решил не упустить удобного случая и попросил их «оказать ему содействие в скорейшем приеме у императора», так как «12 января будет созвана Дума. Он предвидит, что заседание будет бурное, и во что выльется, он предусмотреть не может, но, во всяком случае, ему необходимо сперва видеть Ники, который до сих пор его еще не принял»[560] – так выглядела встреча, согласно дневнику Андрея Владимировича.
В своих воспоминаниях председатель Государственной думы дает несколько иную трактовку этого визита. Он называет его «странным свиданием», на котором вопрос о ссылке Дмитрия Павловича даже не упоминался. Великая княгиня стала говорить о внутреннем положении, о бездарности правительства, об А.Д. Протопопове и об императрице, намекнув даже на необходимость ее физического «устранения». Однако М.В. Родзянко не собирался устраивать подобный заговор[561].
Между тем мысли о новом заговоре бродили в умах многих великих князей. В ту же ночь, когда великая княгиня Мария Павловна звонила М.В. Родзянко, великий князь Николай Михайлович сделал в своих записках следующие пометки:
«23 декабря. Половина третьего утра. Только что проводил Дмитрия Павловича, Феликс уехал раньше в Ракитное. Мое почтение, кошмар этих шести дней кончился! А то и сам на старости лет попал бы в убийцы, имея всегда глубочайшее отвращение к убиению ближнего и ко всякой смертной казни.
Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно, они нервопаты, какие-то эстеты, и все, что они совершили, – хотя очистили воздух, но – полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной и с Протопоповым. Вот видите, снова у меня мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было. Голова идет кругом, а графиня Н.А. Бобринская, Миша Шаховской меня пугают, возбуждают, умоляют действовать, но как, с кем – ведь одному немыслимо. С Протопоповым еще возможно поладить, но каким образом обезвредить Александру Федоровну? Задача – почти невыполнимая. Между тем время идет, а с их отъездом и Пуришкевича я других исполнителей не вижу и не знаю. Но ей-ей, я не из породы эстетов и еще менее убийц, надо выбраться на чистый воздух. Скорее бы на охоту в леса, а здесь, живя в этом возбуждении, я натворю и наговорю глупости»[562].
«Глупости» Николай Михайлович вскоре «натворил и наговорил», но об этом речь пойдет ниже. Отметим желание великого князя поехать на охоту и тот факт, что главные идеи ночной записи Николая Михайловича во многом повторяют содержание разговора великой княгини Марии Павловны с М.В. Родзянко в передаче председателя Государственной думы. Этому не приходится удивляться: 23 декабря, видимо, еще до звонка великой княгини Марии Павловны М.В. Родзянко, Николай Михайлович встречался с председателем Государственной думы и имел с ним «большую беседу»
