Великое [не]русское путешествие - [48]
О чем я, естественно, сразу же и забыл.
Очень удобный такой, апробированный, фрейдистский способ вытеснения из-под сознанки… Хотя комплексами в смысле халявы и обременен.
Это пару лет назад. А пару недель назад напомнили. Уважительно, на вы и вполне церемонно.
Кряхтя, я стал паковаться в Элладу. Устроили мне отвальную системы тризна, на которой тризне поминально съели и выпили всю мою кладовку, поскольку мне уже больше не пригодится. Аглаю утешали, что найдет себе другого, но еще лучше, девушка заметная. Вечер удался.
Гофрированного ночным перелетом, всего — в складочку, встретил меня методом по переписке (на вытянутых руках плакатик «Господин Менделев из Ерусалиму») — незнакомец весь в коже, но сверху еще и небритой. Представился «помощником Руслана», посадил в тачку системы «набережные челны» и привез в не то что без звезд, но даже без лычек и хорошо что гальюн в номере. Я уже умом все понял, но боялся сам себе рассказать и поверить.
В нумерах и ждал меня Руслан, тоже почему-то в кожзаменителе, а не в малиновом презентационном московском прикиде. Нас оставили вдвоем. Руслан явно нервничал. Мне лично было неинтересно.
— Ну как вам? — сказал он тухлым голосом, обводя ошую и одесную гостиничное великолепие.
— Клево, — широко улыбнулся я.
— У нас тут заморочки, — приступил к делу Руслан.
«Не может быть», — подумал я.
«Может, еще как может!» — наверное, подумал глава концерна, но в дверь ворвался его помощник и под горячую руку, забыв о моем присутствии, — выпалил, верней, панически объявил: «Рогдай прилетел!» («Следующим будет Черномор, — быстро подумал я, — и бой Руслана с головой. Я — не кажется, а безусловно вляпался».)
Руслан заметно посерел и что-то засобирался.
— Номер оплачен, — вспомнил он по-оперному в дверях. — Расслабьтесь, Михаил, мы вас найдем.
Ну что тут долго рассусоливать? Меня не нашли. То ли не до меня в поединках и ристалищах стало, то ли искать меня уже стало некому.
Как бы то ни было, меня не беспокоили за всю декаду в Элладе ни разу, не обременяли, не стесняли ни в чем, включая бессчетные, нуждающиеся в описании красивым моим слогом отели, принадлежащие «Элларусам», с халявными завтраками, обильными обедами, гомерическими пирами на ужин.
Не обременяли меня переезды на лимузинах и белоснежных лайнерах, не смотрели мы, тихо взявшись с Русланом за руки, ни на баснословные закаты, коими знамениты Дельфы, ни на рассветы над Коринфским заливом. А номер в неплеядной гостинице имени какого-то полубога был действительно оплачен на ближайшие 24 часа. Конец вставного эпизода. Спасибо, хоть жить остался, о Кайрос, бог моего несчастливого случая! Жив, но несколько стеснен в средствах. И одинок, о, как страшно одинок.
Ну, одним словом, в Элладе я прижился, даже понравилось. Больше всего мне пришлись по душе два события: падение вперед зубами улыбчивого и до обморока зафотографировавшегося японца в могилу Агамемнона, что в Микенах (ценная дыра в земле, впрочем, довольно глубокая, хотя турист не зашибся), и то, как на меня (строгий пиджак черный, воротничок стойкой, в разрезике белеет свежая футболочка — пасторской степенной полоской. Взгляд из-под обеих век справедливый, снисходительный, место действия — Фарос), так вот, как на меня, не сговариваясь, в ногу перекрестилась четверка неорусских.
С блаалепием, размашисто, вся квадрига.
Несколько озадачивает — почему на меня? Если я и священнослужитель, то никак не местный, а маскарадно-лютеранский, что очевидно даже с похмелья. И если я даже священствую, то зачем на меня креститься?! Впрочем, кто их, богатых русских, разберет…
Остальные события моей одиссеи менее судьбоносны, но тоже достойны описания, толкования, комментария.
По порядку ежели, дело было так: встала, сразу по уходу Руслана, из мрака младая с перстами пурпурными Эос, ложе тогда покинул Михаил Самуэльевич (вкратце), платье надев, изощренный свой меч на плечо (!) он повесил; после подошвы красивые к светлым ногам привязавши, вышел из спальни и пошел осматривать памятник «Байрону от Эллады» (изображает крылатую тетку, притиснувшую мраморного лорда к Греции). Памятник, на мой взгляд, вполне халтурный, Байрон еще ничего, хорошенький, как Сережа Есенин, но девушка на Грецию похожа только в профиль. В среднем женская Греция коротконогей, одевается хуже Афулы и везде надписи кириллицей «Шубы по низким ценам». Вообще же искушение читать по-русски, особливо вывески, неотвязно до мигрени. А поскольку греческий язык вообще прост и, по-моему, любое греческое слово означает какую-нибудь еду, в крайности — гадкий напиток, а с драхмами, как сообщалось, обстояло никак, — чтение расстраивало, а понимание пройденного близко к тексту и без того более чем.
Левант как Левант: от Керчи до Александрии, от Стамбула до Палермо — жуликоват, смышлен, но в меру, добродушен, подобострастен, хвастлив: вид на Яффо[306] в ясную погоду… И кабы не Улисс, да кабы не Байрон в Миссолонги… Да что уж, право.
На билет на остров Идру (Гидру?!) я наскреб по сусекам, билет гордо приобрел, но на пароход опоздал. Несусь по Пирею, оглядываю нависшие титанически борта — какой размах, какой, извините, Онассис! — стяги реют, адмиралы честь отдают — несусь — причал под копытами дымится. Билет в кулаке, портфельчик на отлете. Язык на плече (там, где меч). Страсть как не хочется, или, как теперь молодежь говорит, «в лом», — бродить по столице демократических Афин от раскопа до раскопа. Тоже мне перипатетика, понимаете, если буквально на каждом повороте натыкаешься на статую ихнего короля Оттона
В настоящей книге публикуется важная часть литературного наследия выдающегося русско-израильского поэта Михаила Генделева (1950–2009) в сопровождении реального, текстологического и интертекстуального комментария. Наряду с непубликовавшимися прежде или малоизвестными лирическими стихотворениями читатель найдет здесь поэму, тексты песен, шуточные стихи и стихи на случай, обширный блок переводов и переложений, избранную прозу (мемуарные очерки, фельетоны, публицистику, литературно-критические эссе), а помимо собственных произведений Генделева – ряд статей, посвященных различным аспектам его поэтики и текстологическому анализу его рукописей.
Михаил Генделев. Поэт. Родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил медицинский институт. В начале 1970-х входит в круг ленинградской неподцензурной поэзии. С 1977 года в Израиле, работал врачом (в т.ч. военным), журналистом, политтехнологом. Автор семи книг стихов (и вышедшего в 2003 г. собрания стихотворений), книги прозы, многочисленных переводов классической и современной ивритской поэзии. Один из основоположников концепции «русскоязычной литературы Израиля».
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.