Великое [не]русское путешествие - [50]

Шрифт
Интервал

Калоша «А. Македонский» имела, как выяснилось, — шагов 25 от носа до хлюпания винта и шагов сильно меньше от леера до леера, если даже обойти трубу и капитана в будке. Дураков на Итаку было насчитать по пальцам штук пятнадцать, из которых уже половину тянуло не то чтобы блевать, но за борт не смотреть. Путешествие грозило удаться на славу. Признаться, я пригорюнился.

Пригорюнившись, я стал автоматически подпевать. Слуха у меня нет (что не мешало мне однажды судить в жюри с Кукиным[311] конкурс самодеятельной авторской песни иерусалимского разлива. С другой стороны — что мне только не приходилось судить, включая «Мисс Бюст Нижнего Новгорода». Хотя сам бюст не ношу), музыкально-вокальных данных кот наплакал, хотя могу громко.

Пою я обычно как раз в связи с водой. Принимая душ, например. Раньше, во время моего вокализа а капелла, приходили соседи снизу — тихие незлобивые иракцы, спрашивали: «Что случилось?» Теперь они старенькие, им — иракцам Бузагло — тяжело карабкаться на мой чердак, плюнули, смирились.

Так вот, стал я автоматически подпевать. «Стюардесса по имени Жанна» называется песня. Я тем, с правого борта, оказывается, начал автоматически подпевать. Они удивились, пришли на голос знакомиться. Люда и Мила, бизнес-леди. Из ближнего зарубежья Караганды. Вместе они весили четверть тонны. Хохотуньи. У них, кстати, имелось кроме того, что им Б-г дал (а Он дал!), еще и чего Б-г послал, в том числе литры «Метаксы». Морская болезнь на хохотунь не действовала, а с греками (девочки их называли «чурки») бизнес-леди, по их словам, не спаривались. О бизнесе своем отзывались туманно, все время поминая недобрым словом «кинувшего их» Изьку. Плыли «мир посмотреть, себя показать». Показывали они себя в многократном золоте (серьги, зубки, колечки), брюликах и других драгметаллах. Милка носила норку, а Людка ангорку.

Любознательность их была безгранична. В виду Миссолонги за бортом я им близко к тексту подал горестную историю лорда Байрона Д. Г., этого гордого солнца английской в переводе Маршака поэзии, этого «из тучи сознания блещет молния»[312] (впрочем, это, кажется, из Шелли Перси Биши), в общем, по нашему с Людкой и Милкой консенсусу — клевого чувачка.

Народно-освободительную деятельность лорда девушки не одобрили, но художественное стихотворение:

А что любовь? Разряженная кукла,
Чтоб нянчиться, сюсюкать и ласкать и т. д. —[313]

произвело должное впечатление.


На каденции перед финалом —

Явите в целостности мне
Тяжелый жемчуг, растворенный в чаше… —

(шел второй час второй литрухи «Метаксы», так что вы можете меня понять. — М. Г.), так вот: «…растворенный в чаше…»

Египетской царицы, — и тогда
Я соглашусь, что есть у вас любовь
А не одни касторовые шляпы! —

девки мрачно потупились, а я вспомнил, что это не Байрон, а таки Перси Биши, но этого им не сказал, не хотелось огорчать.

Любопытная вещь поэтический темперамент. Возьмем лорда, ваше здоровье, девушки, возьмем Джорджа Гордона: дивной красоты самец, материально обеспечен, 42 года в стране, + 3 (?), ну максимум + 5 (?), разведен. Ни в чем себе не отказывал, включая в сестренке. Стихи писал в количествах, причем в громадных, надо сказать, стихи. Один Жуан чего стоит, особенно в переводах Гнедич Татьяны Григорьевны[314], знал могучую старуху, царство ей небесное.

Стихи писал классно, про жизнь понимал лет на полста вперед, темперамент таланта имел не надувной, девочки и мальчики под него в очередь стояли, телефон не отключали, в газету не воздвигал колонки.

Нет, потянуло, понимаете, и ведь не мальчик — в годах мужчина, — потянуло принять участие в нац. освободиловке! О каковой сочинитель К. Прутков, тоже изрядный стихотворец, так справедливо воспел:

Так зачем же жив Костаки
если в поле Разорваки
пал за вольность, как герой?..

(цит. по памяти. — М. Г. Тем более, что качает).


Оживал Байрон, сидючи в райцентре Миссолонги, по его же словам, только когда в плен к его диким барбудос, чегеварос и прочим товарищам по партизанской борьбе попадали турецкие офицеры. В отличие от вонючих повстанцев, образованные, в Йелях да Сорбоннах дипломированные, языкознатцы, Байрона Д. Г. цитировавшие наизусть и, в отличие опять же от соратников, знавшие, кто такой Прометей (тьфу ты черт, вона опять опростоволосился! «Прометея» написал Перси Биши Шелли. Это Китс написал «Гипериона», а Перси Шелли Биши — как раз «Прометея»! Вот я и говорю… — М. Г.). И кто его написал.

Но и прежде, чем турецких корнетов скупые на слова, но суровые в душе свободолюбивые эллины использовали по своим небольшим сексуальным надобностям (старинный партизанский обычай), свободолюбивый лорд мог с ними (турками) перекинуться парой свободолюбивых слов о том о сем. О том, что «поэзия — самая верная вестница, соратница и спутница народа, когда он пробуждается к борьбе» (Перси Шелли Биши)!

И что это нас, стихотворцев, поэтически широко мыслящих людей, не дураков, вопреки общественному мнению, и рационалов (тоже вопреки — без отточенного рационального сознания да и вообще без серьезного аналитического аппарата, без отточенного интеллектуального инструментария — хрен что толковое напишешь! Знаю, что говорю. Это:


Еще от автора Михаил Самуэлевич Генделев
Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник)

В настоящей книге публикуется важная часть литературного наследия выдающегося русско-израильского поэта Михаила Генделева (1950–2009) в сопровождении реального, текстологического и интертекстуального комментария. Наряду с непубликовавшимися прежде или малоизвестными лирическими стихотворениями читатель найдет здесь поэму, тексты песен, шуточные стихи и стихи на случай, обширный блок переводов и переложений, избранную прозу (мемуарные очерки, фельетоны, публицистику, литературно-критические эссе), а помимо собственных произведений Генделева – ряд статей, посвященных различным аспектам его поэтики и текстологическому анализу его рукописей.


Книга о вкусной и нездоровой пище, или Еда русских в Израиле

Михаил Генделев. Поэт. Родился в 1950 году в Ленинграде. Окончил медицинский институт. В начале 1970-х входит в круг ленинградской неподцензурной поэзии. С 1977 года в Израиле, работал врачом (в т.ч. военным), журналистом, политтехнологом. Автор семи книг стихов (и вышедшего в 2003 г. собрания стихотворений), книги прозы, многочисленных переводов классической и современной ивритской поэзии. Один из основоположников концепции «русскоязычной литературы Израиля».


Рекомендуем почитать
«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Привет, офисный планктон!

«Привет, офисный планктон!» – ироничная и очень жизненная повесть о рабочих буднях сотрудников юридического отдела Корпорации «Делай то, что не делают другие!». Взаимоотношения коллег, ежедневные служебные проблемы и их решение любыми способами, смешные ситуации, невероятные совпадения, а также злоупотребление властью и закулисные интриги, – вот то, что происходит каждый день в офисных стенах, и куда автор приглашает вас заглянуть и почувствовать себя офисным клерком, проводящим большую часть жизни на работе.


Безутешная плоть

Уволившись с приевшейся работы, Тамбудзай поселилась в хостеле для молодежи, и перспективы, открывшиеся перед ней, крайне туманны. Она упорно пытается выстроить свою жизнь, однако за каждым следующим поворотом ее поджидают все новые неудачи и унижения. Что станется, когда суровая реальность возобладает над тем будущим, к которому она стремилась? Это роман о том, что бывает, когда все надежды терпят крах. Сквозь жизнь и стремления одной девушки Цици Дангарембга демонстрирует судьбу целой нации. Острая и пронзительная, эта книга об обществе, будущем и настоящих ударах судьбы. Роман, история которого началась еще в 1988 году, когда вышла первая часть этой условной трилогии, в 2020 году попал в шорт-лист Букеровской премии не просто так.


Кое-что по секрету

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.


В мечтах о швейной машинке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сексуальная жизнь наших предков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.