Великий князь Юрий Всеволодович - [13]
Злодеяние это не могло остаться без последствий. Уже на следующий день, по словам того же летописца, «плакала Святая Богородица у Святого Якова в Неревском конце». Сигнал, вполне внятный для человека Средневековья! Слёзы, выступившие на иконе, не сулили ничего хорошего ни убийцам, ни тем, кто стоял за ними. А ещё знамение это не сулило ничего хорошего пришлым в город вместе с князем и боярином суздальским «мужам». Примерно за сорок лет до описываемых событий Богородица уже плакала сразу на трёх иконах в трёх новгородских церквах — и это стало предвестием жестокого поражения, которое владимирское войско потерпело под стенами Новгорода. Правда, тогда исполнения знамения пришлось ждать три года. Вот и на этот раз слёзы Богородицы отлились убийцам не сразу, но по прошествии двух лет, когда в Новгороде вспыхнул мятеж, обрушившийся на сторонников владимирского князя.
Пока же Константин вернулся в Новгород и уже летом во главе собранного им войска двинулся на соединение с отцом. Помимо новгородцев, в войско вошли псковичи, ладожане и новоторжцы — полки из «младших» городов Новгородской земли.
В этой войне — начавшейся как война с черниговскими князьями Ольговичами, но очень скоро обернувшейся войной с рязанскими князьями — принял участие и герой нашей книги. Однако и тут он пребывал на вторых или даже третьих ролях: летописец по-прежнему никак не выделяет его, называя его имя лишь при перечислении имён сыновей Всеволода Большое Гнездо.
…Того же лета слышал великий князь Всеволод Юрьевич, внук Владимира Мономаха, что Ольговичи с погаными воюют землю Русскую, и сжалился о том, и так сказал:
— Что, тем разве одним отчина Русская земля? А нам не отчина разве?
И сказал:
— Как меня с ними Бог управит. Хочу пойти к Чернигову!
И послал к Новгороду за сыном своим Константином. Слышал же Константин весть от отца своего, начал собирать воев многих, и собрал новгородцев, псковичей, ладожан, новоторжцев, и, собравшись, двинулся скоро со всеми силами, и стал дожидаться отца на Москве…
И потом послал [Всеволод] в Рязань за Романом и за братьями его, и в Муром за Давыдом. Они же, собравшись, двинулись вдоль Оки, горним (то есть правым, возвышенным. — А. К.) [берегом].
(27. Стб. 429–430)
Роман Глебович — старший из рязанских князей. Вместе с ним на соединение со Всеволодом Юрьевичем выступили его брат Святослав с сыновьями Мстиславом и Ростиславом, племянники Ингварь и Юрий Игоревичи (третий их брат, Роман, остался в Рязани) и Глеб и Олег Владимировичи (и их третий брат, Изяслав, тоже остался в Рязанской земле). Должен был выступить в поход и княживший в Пронске Всеволод Глебович — в прошлом наиболее последовательный союзник Всеволода Большое Гнездо. Однако как раз накануне выступления он скончался. Его смерть сильно повлияла на ход событий и немедленно привела к сваре между его родственниками. В эту свару оказались втянуты Всеволод Юрьевич и его сыновья. Что же касается муромского князя, то им в это время был Давыд Юрьевич, всегдашний подручный Всеволода Большое Гнездо; он вместе с рязанскими князьями тоже спешил по зову своего патрона к Коломне.
Сам Всеволод Юрьевич выступил из Владимира 19 августа 1207 года. Его сопровождали сыновья Юрий, Ярослав и Владимир. Ещё один их брат, Святослав, по всей вероятности, остался во Владимире «для управления». У Москвы — скорее всего, не в самом городе, но на берегах одноимённой реки — войска встретились. Тут и произошло событие, в корне изменившее характер и направленность войны.
…И по прошествии нескольких дней, — продолжает свой рассказ о Всеволоде Юрьевиче суздальский летописец, — была ему весть, что рязанские князья сговорились с Ольговичами на него и идут к нему с лестью…
Откуда великому князю стало известно о «льстех» (то есть коварстве) рязанских князей и об их сговоре с черниговскими, летописец не сообщает. Но из последующего рассказа становится ясно, что «обличили» рязанских их собственные родичи — Глеб и Олег, сыновья покойного князя Владимира Глебовича. Новгородский книжник прямо именует их клеветниками: они оболгали свою «братью». «Не имей, княже, веры братьи нашей, — с такими словами Владимировичи обратились к Всеволоду Юрьевичу. — Сговорились на тебя с черниговскими князьями!» (22. С. 50).
Черниговских и рязанских князей связывали особые узы родства. Те и другие принадлежали к потомству Святослава Ярославича, третьего сына Ярослава Мудрого, — в отличие от Мономашичей, потомков Всеволода Ярославича, четвёртого сына Ярослава Мудрого. К тому же старший из рязанских князей, Роман Глебович, был женат на сестре Всеволода Чермного, главного врага Всеволода Большое Гнездо. Сын же только что умершего Всеволода Пронского Михаил (или Кир-Михаил, как на греческий лад называет его летописец[18]) приходился тому же Всеволоду Чермному зятем. Получается, что у рязанских князей действительно не было оснований для вражды с Ольговичами, но, напротив, имелись основания для заключения с ними союза. Но был ли такой союз заключён на самом деле? Или же Глеб и Олег оклеветали своих дядьёв и двоюродных братьев? Мы не можем с уверенностью дать ни утвердительный, ни отрицательный ответ на этот вопрос. Однако зная последующую историю одного из двух братьев Владимировичей, Глеба, — князя-злодея и братоубийцы, можно, пожалуй, предположить, что новгородский книжник был прав и навет Всеволоду был от начала и до конца лживым.
