Великий князь Юрий Всеволодович - [13]

). Мало того что Олекса был убит «без вины», — тяжесть преступления усугублялась тем, что он был убит в Великий пост и к тому же в день своих именин!

Злодеяние это не могло остаться без последствий. Уже на следующий день, по словам того же летописца, «плакала Святая Богородица у Святого Якова в Неревском конце». Сигнал, вполне внятный для человека Средневековья! Слёзы, выступившие на иконе, не сулили ничего хорошего ни убийцам, ни тем, кто стоял за ними. А ещё знамение это не сулило ничего хорошего пришлым в город вместе с князем и боярином суздальским «мужам». Примерно за сорок лет до описываемых событий Богородица уже плакала сразу на трёх иконах в трёх новгородских церквах — и это стало предвестием жестокого поражения, которое владимирское войско потерпело под стенами Новгорода. Правда, тогда исполнения знамения пришлось ждать три года. Вот и на этот раз слёзы Богородицы отлились убийцам не сразу, но по прошествии двух лет, когда в Новгороде вспыхнул мятеж, обрушившийся на сторонников владимирского князя.

Пока же Константин вернулся в Новгород и уже летом во главе собранного им войска двинулся на соединение с отцом. Помимо новгородцев, в войско вошли псковичи, ладожане и новоторжцы — полки из «младших» городов Новгородской земли.

В этой войне — начавшейся как война с черниговскими князьями Ольговичами, но очень скоро обернувшейся войной с рязанскими князьями — принял участие и герой нашей книги. Однако и тут он пребывал на вторых или даже третьих ролях: летописец по-прежнему никак не выделяет его, называя его имя лишь при перечислении имён сыновей Всеволода Большое Гнездо.

Из Лаврентьевской летописи

…Того же лета слышал великий князь Всеволод Юрьевич, внук Владимира Мономаха, что Ольговичи с погаными воюют землю Русскую, и сжалился о том, и так сказал:

— Что, тем разве одним отчина Русская земля? А нам не отчина разве?

И сказал:

— Как меня с ними Бог управит. Хочу пойти к Чернигову!

И послал к Новгороду за сыном своим Константином. Слышал же Константин весть от отца своего, начал собирать воев многих, и собрал новгородцев, псковичей, ладожан, новоторжцев, и, собравшись, двинулся скоро со всеми силами, и стал дожидаться отца на Москве…

И потом послал [Всеволод] в Рязань за Романом и за братьями его, и в Муром за Давыдом. Они же, собравшись, двинулись вдоль Оки, горним (то есть правым, возвышенным. — А. К.) [берегом].

(27. Стб. 429–430)

Роман Глебович — старший из рязанских князей. Вместе с ним на соединение со Всеволодом Юрьевичем выступили его брат Святослав с сыновьями Мстиславом и Ростиславом, племянники Ингварь и Юрий Игоревичи (третий их брат, Роман, остался в Рязани) и Глеб и Олег Владимировичи (и их третий брат, Изяслав, тоже остался в Рязанской земле). Должен был выступить в поход и княживший в Пронске Всеволод Глебович — в прошлом наиболее последовательный союзник Всеволода Большое Гнездо. Однако как раз накануне выступления он скончался. Его смерть сильно повлияла на ход событий и немедленно привела к сваре между его родственниками. В эту свару оказались втянуты Всеволод Юрьевич и его сыновья. Что же касается муромского князя, то им в это время был Давыд Юрьевич, всегдашний подручный Всеволода Большое Гнездо; он вместе с рязанскими князьями тоже спешил по зову своего патрона к Коломне.

Сам Всеволод Юрьевич выступил из Владимира 19 августа 1207 года. Его сопровождали сыновья Юрий, Ярослав и Владимир. Ещё один их брат, Святослав, по всей вероятности, остался во Владимире «для управления». У Москвы — скорее всего, не в самом городе, но на берегах одноимённой реки — войска встретились. Тут и произошло событие, в корне изменившее характер и направленность войны.

…И по прошествии нескольких дней, — продолжает свой рассказ о Всеволоде Юрьевиче суздальский летописец, — была ему весть, что рязанские князья сговорились с Ольговичами на него и идут к нему с лестью…

Откуда великому князю стало известно о «льстех» (то есть коварстве) рязанских князей и об их сговоре с черниговскими, летописец не сообщает. Но из последующего рассказа становится ясно, что «обличили» рязанских их собственные родичи — Глеб и Олег, сыновья покойного князя Владимира Глебовича. Новгородский книжник прямо именует их клеветниками: они оболгали свою «братью». «Не имей, княже, веры братьи нашей, — с такими словами Владимировичи обратились к Всеволоду Юрьевичу. — Сговорились на тебя с черниговскими князьями!» (22. С. 50).

Черниговских и рязанских князей связывали особые узы родства. Те и другие принадлежали к потомству Святослава Ярославича, третьего сына Ярослава Мудрого, — в отличие от Мономашичей, потомков Всеволода Ярославича, четвёртого сына Ярослава Мудрого. К тому же старший из рязанских князей, Роман Глебович, был женат на сестре Всеволода Чермного, главного врага Всеволода Большое Гнездо. Сын же только что умершего Всеволода Пронского Михаил (или Кир-Михаил, как на греческий лад называет его летописец[18]) приходился тому же Всеволоду Чермному зятем. Получается, что у рязанских князей действительно не было оснований для вражды с Ольговичами, но, напротив, имелись основания для заключения с ними союза. Но был ли такой союз заключён на самом деле? Или же Глеб и Олег оклеветали своих дядьёв и двоюродных братьев? Мы не можем с уверенностью дать ни утвердительный, ни отрицательный ответ на этот вопрос. Однако зная последующую историю одного из двух братьев Владимировичей, Глеба, — князя-злодея и братоубийцы, можно, пожалуй, предположить, что новгородский книжник был прав и навет Всеволоду был от начала и до конца лживым.