Великий Годден - [15]

– Нет, – ответил Алекс, наклонившись к Тамсин. – Он напишет ее на руке.

Мэл толкнул Алекса и усадил его на место.

– Четыре тысячи строчек. По крайней мере, кто-то из вас, неофитов, понимает, что играть в театре – это не просто прыгать по сцене в трико.

Кит поднял бокал.

– За «Гамлета», – провозгласил он, и все чокнулись. – Невзирая на то что Мэлу предстоит тяжкий труд в его довольно немолодом возрасте.

– Мне тридцать один год, приятель. Самый подходящий возраст, между прочим. Сверься с первоисточником.

Кит поднял бровь. Хьюго, похоже, скучал.

– Я играл в «Гамлете» в школе, – заявил Кит. – Это было ужасно. Подростковая неуверенность в доме для вечно шатающихся.

– Что-что? В каком смысле шатающихся? – нахмурилась Хоуп.

– Просто шатающихся. В моей школе все постоянно шатались. Девушки в шелковых одежках шатались туда-сюда по урокам поэзии и сценической речи. Парни шатались за ними. Учителя шатались вокруг и следили, чтобы никто не дошатался до наркотиков или подростковой беременности.

Алекс хихикнул. Мама протянула руку и отодвинула от него вино.

– Примерно так, – сказал Кит и пошел по дорожке, откинув голову назад. Выражение его лица было самым что ни на есть серьезным. Выполнив идеальный разворот, как модель на подиуме, он пошатался обратно, изящно двигая руками.

– Прекрасное шатание! – сказал Малколм. – А, господь свидетель, я на своем веку повидал немало шатаний.

Хоуп посмотрела на него:

– Я не шатаюсь.

– Разумеется.

– А ты собираешься поступать в театральное училище? – спросила Кита мама.

Он пожал плечами:

– А что еще прикажете делать? Работать на Уолл-стрит? Податься в морские пехотинцы? Никто в нашей семье никогда не занимался чем-то полезным.

Тамсин не могла опомниться, узнав, какие большие роли в пьесах Шекспира:

– Ты действительно все запомнил?

– Всего «Гамлета»? Пьесу сократили, но она все равно была очень длинная.

– Далеко пойдешь! – фыркнул Мэл. – Может, станешь звездой пантомимы – специально для тебя поставят «Гамлета» без слов.

Солнце наконец скрылось за горизонтом, и стало темно – лишь на западе на небе оставались розовые и оранжевые полосы. Маргаритки и дрема отражали последние отблески солнца и светились в высокой траве подобно маленьким фонарикам.

Папа пошел в дом и вернулся с двумя светильниками. Свечи удалось зажечь лишь с пятой попытки, но потом желтые огоньки замигали в стеклянных подсвечниках, и все как-то сплотились вокруг них.

Мэтти сидела теперь по другую сторону от Кита и гипнотизировала его мечтательным взглядом.

Малколм взял у мамы вино, немного повозился со штопором и пустил бутылку по кругу, минуя Алекса.

Ночь брала свое, и на небе появились несколько бледных звезд.

– Посмотрите на луну, – сказала мама, и мы все повернулись и стали смотреть, как луна тихо поднимается в небе.

– Полнолуние было совсем недавно, – негромко сказал Хьюго, и я взглянула на него. Он был прав.

Мы сидели так целую вечность и вели разговоры, которые ни за что не вспомнишь потом. Хоуп прижалась к Малколму, Алекс лежал на земле и улыбался. Тэм почти заснула на плече у мамы, а Гомез иногда сонно тявкал. Кит и Мэтти сдвинули свои золотистые головы и что-то там бормотали, неслышное нам. Мама и Хоуп обсуждали свадебное меню, а папа и Малколм говорили о своем ежегодном плавании на лодке с парусом. Большое плавание всегда занимало целый день, но что еще делать летом?

Наконец Хоуп встала.

– Я домой. Постарайся не шуметь, когда вернешься. Кто завтра утром пойдет плавать?

– Я, – ответил папа.

– И я с вами, – поддержала его мама.

– Ну, спокойной ночи! – Хоуп исчезла в темноте, сопровождаемая низким тявканьем бассет-хаунда.

Алекс подполз к столу и встал на ноги:

– Кто-нибудь хочет сыграть в карты?

– Я хочу, – вызвалась Тэм. – А ты, Кит?

Кит откинулся назад, так что его стул балансировал теперь на двух ножках, потянулся и похлопал рукой по столу.

– О’кей, – вздохнула Мэтти.

– Хьюго?

Но Хьюго, встав с места и не сказав ни слова, подошел к краю стола, задев по дороге стул Кита. Стул потерял равновесие, и Кит катапультировал с него, а Хьюго тем временем растворился в ночи. Мэтти вскрикнула и подбежала к Киту, но тот уже встал и, смеясь, вычесывал из волос траву.

– Мой брат – тот еще ушлепок, – прошептал он Мэтти достаточно громко для того, чтобы все остальные тоже услышали.

Когда час спустя я встала из-за стола, игра все еще продолжалась. Кит выиграл почти все сдачи, и Алекс, Мэтти и Тэм безудержно смеялись. Я поднялась к себе в башню. Небо затянули облака, в нем мало что можно было рассмотреть, и потому я направила подзорную трубу на стол, освещенный свечами, наклонила ее под углом сорок пять градусов над морем и вдруг увидела: прямо на меня смотрят два глаза.

Я в шоке отпрянула от трубы. Хьюго. Он никак не мог видеть меня в темной башне, но я так сильно испугалась, что он смотрит прямо в линзы, что сбежала вниз по лестнице. Осмотрелась, но его не увидела.

Наконец игра закончилась, и все попрощались друг с другом, за исключением мамы и Мэла, которые теперь тихо разговаривали. Я под прикрытием темноты выскользнула из задней двери, прошла к воде и растянулась на песке. Я смотрела в небо и думала о комете Свифта – Туттля, совершающей свои стотридцатилетние витки вокруг Солнца. Несколько веков астрономы предсказывали ее столкновение с Землей, в тысячу миллионов раз более опасное, чем атомная бомба, – достаточное для того, чтобы уничтожить человечество как явление. Но этого не произошло. Зато Земля каждый год проходила сквозь облако осколков хвоста кометы, и на небе появлялись тысячи падающих звезд. Китайцы наблюдали за этим явлением еще два тысячелетия тому назад.