Великий день инков - [56]
Профессор подождал Олеся.
— Трудно тебе, сынок?
Тот, чтобы не выдать своей усталости, закусил губу и отрицательно покачал головой.
Профессор ободряюще прижал Олеся к себе. Бедный парень. У него уже пропал весь пыл. До поселка осталось недалеко, но кто знает, сколько они еще будут идти.
Все вроде восстало против них: и сельва, и жажда, и ненависть Черного Себастьяна. Не надо было брать с собой мальчишку. Он совсем устал. А что их ждет впереди? Их предостерегал Себастьян Оливьеро. Конечно, комиссар пытался запугать их. Но разве они не имели возможности убедиться в том, что сельва таит в себе немало страшных тайн! Если Себастьян Оливьеро предпримет решительные меры, никто не защитит их маленькую экспедицию.
Профессор бросил короткий взгляд на индейца. "Мой отец — могущественный вождь Палех!» — вспомнились Крутояр слова проводника. Да, власть касика Палех значит немало. Надо обратиться к нему за помощью. Если удастся завоевать его расположение, это будет не так уж и плохо. Несколько вооруженных воинов поведут экспедицию дальше и в случае необходимости станут ее надежными защитниками.
Такой ход мыслей немного развеселил профессора. Он с еще большим рвением принялся рубить плетения лиан. Пот заливает ему глаза. Его мачете вспыхивает, как маленькая молния. Скорее бы вырваться на простор! Увидеть бы солнце! Пусть палящее, невыносимо яркое, но солнце... и ветер в грудь. Или чтобы хлынул дождь!..
— Осторожно! Змеи! — кричит где-то впереди Тумаяуа резким гортанным голосом.
Гадкие твари свисают с деревьев и угрожающе поворачивают головы к путешественникам. Бросятся ли они на людей? И как защищаться от них? Единственная защита — мачете, но оборонят ли два мачете от целой стаи?
Наконец змеи остались позади. Но путешественники инстинктивно жмутся друг к другу. В глазах — тревога. В ходе — осторожность. Чего здесь только не встретишь, в этом лесу? Гады на деревьях, гады в густой траве, в небольших болотцах... До сих пор их никто не замечал. Теперь они всецело завладели вниманием путешественников, вытеснили из их груди все чувства, кроме одного — страха. Люди продвигаются медленно, продумывая каждое движение.
Только Тумаяуа идет привычным размеренным шагом, изредка поднимая над головой мачете. Встревоженные скорпионы, сумчатые крысы, болотные курочки и пестрые ящерицы шныряют из-под самых его ног.
— Скорее бы выйти из этого леса! — Стонет Олесь. Бунч ведет его под руку, пытаясь хоть немного облегчить парню дорогу. Голые колени Олеся в кровь посечены травой.
— Уже немного осталось, мой мальчик, — утешает его Бунч. — Скоро доберемся до индейского поселка и хорошо отдохнем.
Шли еще с полчаса. Наконец чаща расступилась. Ослепительное солнце ударило в глаза. Сухой ветерок подул в лицо. Лес остался позади, как тревожный сон.
Вдали виднеются конусообразные здания. Это был поселок людей арекуна.
Навстречу отряду, поднимая легкую пыль, летела стая голых ребятишек.
КАСИК ПАЛЕХО
В окружении шумной малышни Крутояр и его спутники шли к хижине вождя.
Тумаяуа гордо шагал во главе небольшого отряда. С хижин выходили индейцы. Изредка Тумаяуа бросал какое-то непонятное слово своим соплеменникам, после чего те присоединялись к группе.
— Не очень приветливо нас встретили, Кирилл Трофимович, — сказал Крутояр. — Меня не покидает чувство, будто нас пленили. Эскорт такой, что и не вырвешься.
Бунч тоже заметил, что индейцы бросали на них подозрительные, а то и просто враждебные взгляды.
Скоро стало известна и причина нервозности хозяев поселка. Несколько дней назад семнадцать молодых воинов племени вернулись из каучуковых разработок, где они надеялись наняться на работу. Но на работу их не взяли, потому что трудности с перевозкой добытого сока заставили хозяина плантаций сократить разработки. Индейцы восприняли это как личное оскорбление и теперь готовы были излить свой гнев на первого попавшегося белого.
Тумаяуа шагал спокойный, с надменным выражением лица. Воинственный настрой индейцев будто не касался его.
Толпа вышла на просторную площадку, к большой хижине вождя. Стены ее были из толстых бамбуковых палок, кровля — из пальмовых листьев.
На шум толпы из хижины вышел высокий пожилой индеец с тремя пышными перьями попугая в волосах и широким поясом на бедрах. Пояс был сделан из полосок плотной материи и чем-то напоминал кожаную юбку шотландских стрелков.
Крутояр сразу же уловил нечто общее в лице касика и Тумаяуа. У вождя было такое же продолговатое лицо, острый подбородок и большие темные глаза. И еще поражал его рост. Касик, как и Тумаяуа, был на голову выше других мужчин племени. Гордая его голова, с ястребиным носом на лице, величественно поднималась над толпой. "Моего роста, — подумал Крутояр. — Не за рост ли его и избрали вождем племени?"
Тумаяуа подходит к касику, прикладывает к груди обе руки и низко наклоняет голову в знак глубокого уважения. Вся церемония встречи происходит в торжественной, невозмутимой тишине. Десятки глаз с каким-то детским очарованием следят за движениями молодого проводника. Но вот взгляды обращаются к вождю.
Палех стоит, как в гипнотическом сне. Вдруг он начинает медленно опускаться на землю. Сел. Плавным жестом приглашает сына и его друзей сделать то же самое. Тумаяуа садится впереди Крутояра и Бунча напротив отца. Уверенно, свободно, с чувством достоинства. Он говорит, что это его белые братья, они приехали на большом корабле из-за моря, они дважды летали в животе сказочной птицы. Тумаяуа просит проявить к ним уважение и любовь, накормить их и дать им пристанище на ночь. Это друзья его народа, они не любят Черного Себастьяна, они желают счастья племени арекунов. Юноша несколько раз повторяет каждое предложение, затем смолкает и внимательно, пристально смотрит в темные глаза своего отца. По индейскому обычаю он ждет, пока его слова дойдут до сердца старого касика и пробудят его кровь.
