Великий день инков - [49]

Он поинтересовался делами отряда: не собираются ли партизаны нанести удар по полицейским постам Себастьяна Оливьеро?

Именно в это время разведчики сообщили доктору о прибытии отряда полковника Бракватисты.

— Я видел их, — сказал Филипп Россарио. — Шесть вертолетов. Они спустились у главного причала на Ориноко.

Заметив на лице Коэльо выражение растерянности, Филипп сразу же изложил свой план: немедленно атаковать парашютистов и уничтожить их до того, как они перейдут в наступление. Более удобной возможности не будет. Лучше наступать, чем ждать наступления врага.

Коэльо отверг его план. Он не хотел рисковать своими людьми. Он так и сказал: "Ни бог, ни собственная совесть не позволят мне рисковать жизнью моих парней".

Спор длился долго и, наконец, закончилась тем, что Филипп согласился с доктором. Он не хотел подрывать авторитет командира перед отрядом.

И когда во второй половине ночи на ранчо Гуаянито, словно бешеный ветер, налетели парашютисты и полицаи, Филипп коротко бросил доктору: "Ваш страх перед богом, сеньор Коэльо, дорого будет стоить вашим ребятам". Затем он взял автоматическую винтовку и залег под забором. С десяти пуль, которые он послал во врага, шесть попали в цель.

Наступлением парашютистов руководил Себастьян Оливьеро, хорошо знающий все тропы у ранчо Гуаянито. Он окружил усадьбу плотным полукругом и поджег дом. Люди доктора Коэльо начали отходить, вынося из боя раненых и убитых. Огненный ливень косил их ряды. Враг, обезумев, рвался со всех сторон, засыпал партизан гранатами. В ужасе повстанцы бросились бежать. Пожар озарял путь их отступления, и парашютисты могли прибегать к прицельному огню.

Только через час партизаны оторвались от врага. Остатки отряда собрались в условленном месте, ожидая подхода разбежавшихся по лесу...

И вот доктор Коэльо слушал гневные, полные боли слова Филиппе Россарио. Но что он должен был делать?

Филипп требовал решительных действий. Надо связаться с рабочими каучуковых разработок, с индейскими поселениями. Самое главное — создать единый фронт. После первой удачи полицейские отряды Себастьяна Оливьеро и парашютисты Бракватисты зальют огнем и кровью Верхнее Ориноко.

— Поймите меня, Филипп, я не сторонник грубого насилия, — попытался возразить доктор.

— Сеньор, вы всегда были другом обездоленных. — Россарио стоял под деревом с гордо поднятой головой, со страстным взглядом темных глаз, вытянувшийся, готовый в любую минуту броситься грудью на вражеские штыки.

"Какой чудесный парень! — мелькнуло в голове Коэльо, но сразу же чувство раздражения погасило эту теплую привязанность. — Я не могу идти за ними. Коммунисты всегда требуют крайних мер".

Он начал доказывать Филиппе, что его план общего наступления неприемлем. Сельва и так видела достаточно насилия. Главное — завоевать сердца обездоленных... Сердца тиранов потеряют свой пыл, увидев перед собой стену народного сопротивления.

— Сеньор Коэльо! Вы сами противоречите своим словам. Если вы сторонник народного сопротивления, вы не должны сдерживать народный гнев. Тираны никогда не сдадутся без боя, особенно в нашей глухой, несчастной стране. Посмотрите, к чему привела ваша пассивность. Сорок ваших бойцов устлали своими трупами путь отступления. Неужели вам этого мало?

Коэльо опустил голову. Сорок бойцов! Он потерял сорок бойцов! Теперь от него требуют решительных мер. От него требуют новой крови, смертей и мук.

Хватит! Решено! Они будут собирать силы и готовиться к общему выступлению. Кто знает, может, удастся принудить тирана к безоружной капитуляции.

Филипп Россарио в беспомощности развел руками. Стоит ли спорить со стариком? Он слишком сжился со своими представлениями о "добре и справедливости", слишком ослеплен иллюзиями. Но Россарио знал, что наступит время, когда сама жизнь заставит доктора Коэльо откликнуться на призыв коммунистов. И тогда они еще ударят вместе по врагу...

Вспомнили русских путешественников. Россарио сказал, что в столице давно уже знают об их продвижении. Много писалось в газетах, даже были выступления в парламенте. Никто не поймет, почему смелый голландец скрывается в сельве, почему он призвал человечество к решительному вмешательству в дела республики.

Доктор Коэльо относился к этому делу немного скептически. Вот уже более года он живет в трущобах Ориноко, много сам путешествовал по горным районам, но не слышал ничего о Ван-Саунгейнлера. Никаких следов, никаких сообщений...

— Полицейское управление пустило слух, будто это дело ваших рук, — сказал Россарио.

— Мои руки полностью подотчетны моей голове, — сухо пошутил Коэльо.

— Но вы еще и сердце имеете, доктор. И сердце должно было бы услышать голос смелого человека. — Филипп прищурился к безоблачному небу. — Иногда мы ждем дождевую тучу с севера, а она приходит с востока.

— Вы уверены, что русские принесут дождевую тучу?

— Более того, доктор. Это будет гроза, благодатная и свежая. Они расскажут миру правду, которая поколеблет трон маленького тирана. Объективное свидетельство знаменитого ученого, взгляд за кулисы кровавого балагана...

Доктор Коэльо согласен с ним. Надо вступить в контакт с профессором и предложить ему свои услуги. Даже охрану. Можно выделить для этого третий отряд из поселка Моко. Доктор Коэльо готов отдать приказ. Рука его тянется в карман с карандашом и блокнотом. Но вдруг он замечает отрицающий жест Филиппе Россарио. Филипп против? Да, Филипп решительно против. Филипп объясняет, что советские люди могут только сочувствовать волонтерам, однако они ни за что не будут вмешиваться в борьбу и не примут помощи повстанцев, чтобы не нарываться на конфликт с правительством. Профессор Крутояр и его друзья — путешественники, иностранцы, за их действиями следит мировая общественность, и поэтому нельзя давать повод для обвинения их в поддержке «революционных элементов».