Великий день инков - [23]

НА “ВИРГИНИИ” ПОЖАР

Путешественники собрались под тентом. Стояла невыносимая духота. Дважды налетал короткий тропический ливень. Грозовые, цвета синьки облака ползли из-за леса. Вспыхивали молнии. За густой дождевой пеленой прятался берег.

Затем внезапно, как по указанию таинственного дирижера, ливень прекращался, и солнце заливало золотыми лучами разморенную, окутанную туманом реку.

Пришел Сильвестр и принес завтрак: зажаренную рыбу пираруку и сухие лепешки из маниоковой муки. Есть не хотелось, но Крутояр первый, показывая пример, взял небольшой кусок рыбы и начал есть. Начали есть и другие. Надо было подкрепиться, им предстоял тяжелый день.

"Виргиния" печально прижималась к левому борту "Голиафа". Изредка, подхваченная волной, она терлась о деревянную обшивку корабля, словно напоминала о себе.

На ее палубе все еще лежало тело убитого матроса. Мушва кружила над ним.

— Сеньор Крутояр! — Послышался вдруг голос Пабло, и худощавая фигура капитана появилась под тентом. Широкополая шляпа совершенно сдвинулся ему на затылок.

— Опять новость? — Крутояр медленно поднялся с гамака.

— Да, сеньор, — быстро заговорил Пабло. — Если мы не освободимся от этой посудины, нам несдобровать. Вы посмотрите, что мои ребята нашли в ее отсеках.

Тотчас матрос-мулат ввел под палатку стройного индейца лет восемнадцати со связанными руками. Он был голый и имел на себе лишь узкий поясок на бедрах. Его глубокие темные глаза с ненавистью смотрели на Крутояра. Черные волосы, гладкие, словно смазанные жиром, доходили юноше до плеч.

— Я ему развязал ноги, а то он не мог идти, — сказал Пабло.

— Развяжите ему руки. Где вы его нашли?

Пабло рассказал, что индеец лежал в одном из темных закоулков трюма и Фернандо случайно зацепился за него ногой.

— Как вы думаете, кто он? — Спросил профессор.

Пабло пожал плечами. Откуда ему знать, что это за нехристь? Плохой индейский котенок!

И индеец вдруг, вскинув голову, воскликнул на хорошем испанском языке:

— Я не делал вам ничего плохого. Я хороший индеец племени арекуна. — И на его лице промелькнула тень надменного пренебрежения.

— Как тебя зовут, мальчик? — Спросил его доброжелательным тоном Крутояр.

— Я не могу сказать вам имени, сеньор, — ответил индеец, не меняя позы.

Юноша, очевидно, понял, что попал к людям, которые не желают ему зла, и немного успокоился. Крутояр говорил с ним по-отечески спокойно, рассудительно, приветливо улыбаясь в свои пышные усы. Олесь стоял перед ним и с восторгом ловил каждое слово.

Индеец, вероятно, не лишен был тонкого природного ума, в конечном итоге он не выдержал и скупо улыбнулся. Его настороженное лицо прояснилось, темно-коричневая кожа будто посветлела.

— Вы не убьете меня? — Переспросил он и, заметив на лице Крутояра подбадривающую улыбку, указал на "Виргинию". — Там сеньора... Убитая сеньора...

— Сеньора жива, — успокоил его Крутояр.

— Где сеньора?

— Она лежит в каюте. Ее ранили, она спит.

— А сеньор Джиордани? Я слышал, как они стреляли...

Индеец потянулся рукой к профессору. Он хотел знать всю правду. Что произошло с сеньором?

— Его убили.

Юноша недоверчиво посмотрел на профессора. И вдруг замкнулся в себе. Больше не спрашивал ни о чем, стал равнодушным и чужим.

Тогда Олесь взял индейца с детским простодушием за руку и сказал:

— Пойдем, арекуна, я дам тебе поесть.

Олесева сердечность, пожалуй, затронула в сердце юноши какую-то живую струнку. Между молодым индейцем и советским мальчиком сразу же пролег невидимый мостик доверия.

— Я не арекуна. Мои люди арекуна, — сказал он, направляясь за Олесем.

Тот подвел его к своему гамаку и достал из-под подушки надкусанный кусок лепешки. Индеец, как голодный волчонок, впился зубами в маниоковый хлебец.

— Я не скажу своего имени, ты не спрашивай, — бормотал он.

И снова из-за леса выползла грозовая туча. Молнии высекали небо, и на скуластое лицо индейца падали синие блики.

Крутояр склонился над Бунчем, который сидел в глубоком плетеном кресле.

— Индеец никогда не скажет своего имени незнакомцу, — пояснил он, вытирая платком шею. — Индейцы считают, что, назвав свое имя, они отдают другому человеку частичку своей души. — Профессор внимательно посмотрел на парня. — Но меня волнует другое. Он должен что-то знать. Надо только успокоить его, пробудить в нем чувство доверия.

Солнце снова выбилась из-за туч, и в тот же миг, будто разбуженная его отвесным лучом, над рекой снялась стая птиц. Аисты, ибисы, чайки...

Удивительной красоты зрелище пленило путешественников... Везде были птицы. Тысячи птиц. Птицы задевали крыльями воду, птицы закрывали солнце, голубизну неба, весь мир.

И Олесь, не удержавшись, воскликнул во весь голос:

— Как замечательно!

Индеец тоже улыбнулся и, словно польщенный увлечением своего нового друга, сказал протяжно:

— Прекрасно!

Олесь взглянул на краснокожего. Тот уже доел лепешку и с вожделением голодного человека высыпал из ладони в рот последние крошки.

Олесь полез под подушку и вытащил оттуда небольшой кусок рыбы.

— Бери, — протянул он юноше. — Я вижу, ты очень голоден.

Туземец сглотнул, оглянулся по сторонам, словно хотел, убедиться, что никто не следит за ним, и осторожно взял рыбу. Но природная застенчивость заставила его опустить кусок вниз.