Великие заговоры - [50]

Решив избавиться от соперника и в одиночку наслаждаться высшей властью, он дал знать в тайных посланиях прелатам церкви, что никоим образом не подобает, чтобы юный Ласкарис во время публичных и торжественных церемоний шел впереди своего коллеги, которому возраст и заслуги перед государством даруют некоторую степень превосходства. Церковники, много более других представителей знати получившие удовлетворение от щедрого могущественного деспота, не замедлили решить дело в угодном Михаилу Палеологу духе. Когда же речь зашла о торжественной коронации обоих императоров, друзья и сторонники Михаила открыто предложил короновать лишь его одного. Люди, привязанные к Иоанну Ласкарису, выступили против столь явного и вопиющего беззакония и заявили, что никогда не допустят, чтобы законный наследник был лишен своих прав на престол предков. Разгорелись жаркие дискуссии, переросшие повсеместно в яростные сражения на улицах столицы[55].

Молодой император, видя, как окружают его со всех сторон солдаты, готовясь лишить жизни, воскликнул жалобно, что сам никогда не желал и не домогался короны, а потому охотно готов уступить ее коллеге. Сторонники Палеолога были в большинстве, и потому им легко было добиться всего, чего они желали. Палеолог и его жена получили императорскую корону, а Ласкарис вернулся во дворец в обычной диадеме, украшенной жемчугом и другими драгоценными камнями.

В свое время и в другом месте я уже говорил о том, что империя Константина Великого была разделена враждующими соперниками. После смерти Алексея Дуки, получившего прозвище Мурзуфль, латиняне оставались хозяевами Константинополя и имели императором над собой Балдуина II, в то время как греки подчинялись Михаилу Палеологу. Подданные Палеолога горели пламенным желанием отвоевать город, которым его предшественники так долго владели. Архистратиг (главнокомандующий) армии Михаила Палеолога[56] всячески пытался исполнить тайную и великую мечту императора и завладеть Константинополем, несмотря на строгий запрет императора предпринимать против латинян какие-либо враждебные действия. Он был уверен, что добьется прощения в том случае, если добьется успеха[57]. Обстоятельства не могли быть более благоприятны. Город слабо охранялся и имел малочисленный гарнизон. Эти соображения заставили архистратига нарушить приказ своего господина. Греческий генерал под покровом ночи ввел войска в Константинополь, а на рассвете 25 июня 1261 года атаковал гарнизон, поджег город с разных сторон, чтобы заставить жителей поскорее заняться спасением жен и детей и не думать о сопротивлении. Весь Константинополь был охвачен паникой. Все бежали, пытаясь спастись от огня и вражеских стрел и мечей. Император Балдуин при виде угрожающей опасности сбросил с плеч императорский пурпур, чтобы не быть узнанным, смешался с беглецами и спасся, вскочив в лодку. Греки все вокруг себя предавали огню и мечу, и франки[58], находящиеся в городе, были все до одного перебиты.

Император Палеолог был в Нимфее, когда узнал о взятии Константинополя, и весть эта так его обрадовала, что он не только тотчас простил непокорного командующего, но и вознаградил его труды великолепными почестями и дарами. Немного времени спустя император совершил торжественный въезд в древнюю столицу Византии[59]. Я говорю «император» потому, что юного Ласкариса, совершенно незаметного в тени властолюбивого Палеолога, никто в расчет не брал. И все-таки Палеолог не мог перенести рядом с собой соправителя, наслаждающегося единственным, что ему еще осталось от императорской власти, — звучным, но ничего не значащим императорским титулом, а потому постоянно вел разговоры о трудностях, с которыми сталкивается государство, имеющее двух правителей.

Разумеется, нетрудно было понять смысл его слов, однако охотника исполнить еще одну тайную волю Палеолога не находилось — никто не спешил исполнить преступное желание государя. Удивительно, что при константинопольском дворе оказалось трудно найти обыкновенного преступника и убийцу. А тем временем Палеолог, не желая откладывать далее устранение коллеги, решил не убивать его, а скромно ограничиться простым и не столь жестоким ослеплением конкурента посредством вращения у того перед глазами раскаленного железного щита. Как видим, несчастному Ласкарису была сохранена жизнь, но до самой смерти ему было уготовано судьбой пребывать во мраке собственной слепоты и заточения в мрачных стенах забытой богом и людьми унылой крепости на самом берегу вечно шумящего моря.

Некоторое время спустя после этого варварского деяния в Малой Азии вспыхнуло восстание, вызвавшее у императора немалое беспокойство. Восставшие выдавали за Иоанна Ласкариса одного молодого человека, тоже слепого и очень похожего на императора, говоря, что он счастливо спасся от стражи Палеолога и бежал из тюрьмы. Нашлось много людей, поверивших в этот обман или делавших вид, что верят ему из желания отомстить императору, а также из ненависти к тирании. Восставшие облачили мнимого Ласкариса знаками императорского достоинства и признали его своим единственным и законным повелителем. Узнав об этом, Палеолог собрал войска, какие имел под рукой, и срочно послал их против бунтовщиков, которые, будучи всего лишь простыми крестьянами и не имея никакого представления об искусстве войны, сражались с необыкновенным мужеством и неизменным успехом, так что подавить восстание не представлялось возможным. Пришлось с ними договариваться. Восставших уверили, что Иоанн Ласкарис, за дело которого они сражаются, на самом деле до сих пор заточен в крепости и они, если захотят, легко смогут в этом убедиться. Кроме того, император был склонен не только даровать им всеобщую амнистию, но и наградить, осыпав всевозможными милостями, если они выдадут ему самозванца. Лишь некоторые из восставших позволили соблазнить себя обещаниями, большая же их часть не пожелала выдать своего предводителя. Между восставшими возникли разногласия, армия их распалась. Теперь они уже не могли вредить Палеологу, но это было далеко не единственное восстание в царствование основателя новой династии