Великие заговоры - [23]

Слова эти, услышанные Ливией, супругой Августа, заставили ее заключить, что речь идет о новом заговоре. Императрица не могла без содрогания слышать эти мысли, произнесенные вслух. Речи супруга необычайно ее взволновали, ибо ей первой стало известно о тайном намерении мужа отречься от престола, и властная и честолюбивая женщина, вовсе не желавшая вновь снизойти до положения римской простолюдинки, решила позаботиться о своем будущем и о будущем своего сына от первого брака[8]. Видя, что супруг ее пребывает в нерешительности, она, выбрав удобный момент, обратилась к нему с речью. «Государь, — сказала она, — подлинные причины вашего настроения мне хорошо известны, хотя вы и стараетесь их скрыть. Но неужели я могу оставаться равнодушной к тому, что волнует вас, далекой от ваших тревог и забот? Я хорошо вижу, в каком подавленном вы пребываете состоянии. Неужели какой-то Цинна вызвал в вас такие сильные страхи? Разве не оберегает ваш покой верная стража и, даже если бы нашлись люди, готовые совершить на вас покушение, разве не защитят вас преданные вам войска? Угодно ли вам выслушать совет женщины? Я страшусь одного, не раскаетесь ли вы в последствиях вашего сегодняшнего малодушия? Август, до сих пор ни одно из покушений на вашу жизнь не увенчалось успехом — они все были отомщены — преступники понесли суровое наказание. Но к чему, к какому результату привела однажды пролитая кровь? Один преступный заговор, угаснув со смертью его творцов, служил, так сказать, семенем для нового. Суровость была бесполезна. Воспользуйтесь же отныне милосердием. Уподобьтесь врачу, который, напрасно прибегнув к средствам насильственным и жестоким, вслед за ними принужден употреблять для исцеления больного средства мягкие и сладостные для исстрадавшегося тела. Простите Цинну, быть может, будет гораздо выгоднее привязать его милостью, чем пытаться сломить наказанием, которое он и в самом деле заслужил».

Августу совет пришелся по душе, тем более, что и сам склонялся к такому решению проблемы. Он велел вызвать Цинну и, оставшись с ним наедине, произнес речь приблизительно следующего содержания: «Послушай меня, Цинна, и воздержись от того, чтобы перебивать, прежде чем я завершу свою речь. Еще во времена гражданской войны ты боролся против меня с оружием в руках, и одного этого было достаточно, чтобы поступить с тобой, как со злейшим врагом.

Но я восстановил тебя в правах наследования имуществом твоего деда, и состояние твое сегодня столь велико, что внушает зависть даже тем, кому я обязан самой искренней и глубокой признательностью. Ты желал добиться высокого жреческого сана, и я тотчас предоставил его тебе, хотя весьма многим был обязан другим соискателям, твоим противникам. Такого поведения придерживался я всегда в отношении тебя; и после стольких благодеяний ты хочешь меня убить!»

«Я, государь?!» — воскликнул Цинна.

«Да, ты, — продолжал Август, — но ты нарушил мое повеление хранить молчание: слушай же меня внимательно. Мне хорошо известны все твои сообщники, знаю я и о приготовлениях, предпринятых тобой с целью лишить меня жизни. В храме во время церемонии торжественного жертвоприношения вы решили меня убить. Что такое?!.. Ты изумлен, растерян? Ты изменился в лице? Не можешь скрыть своего преступления? Но по какой причине дошел ты до такой низости? Может быть, потому, что возмечтал занять мое место? Конечно, римляне заслуживают сострадания, если такой, как ты, собирается пробраться наверх. И в самом деле! Ты, не способный даже управлять делами своего дома и собственной семьи, хочешь править миром? И ты полагаешь, что такого правителя потерпят римляне, во много раз превосходящие тебя достоинством и талантами? Не отвечай, Цинна, тебе все равно нечего мне сказать. И не жди от меня столь горячо желаемого тобой смертного приговора. Сейчас я намерен тебя наказать способом, гораздо более достойным моего имени и звания. Я прощаю тебя и не требую другой благодарности, кроме твоей дружбы. Если у тебя великодушное сердце, лучшего наказания, чем новые благодеяния, я не смогу подобрать. И знай, чтобы слова мои вполне согласовались с моими чувствами, я поступлю так: назначу тебя консулом следующего года».

После такого завершения дела Цинна почувствовал, что вся ненависть, какую он испытывал к Августу, угасает. Из тайного врага он стал явным и преданным другом принцепса, которому дважды был обязан жизнью[9]; и Август этим актом милосердия завершил завоевание душ знатных и простых римлян, так что после этого случая никто уже не замышлял против него никаких заговоров.

ГЛАВА 4 ЗАГОВОР СЕЯНА, СОСТАВЛЕННЫЙ С ЦЕЛЬЮ СВЕРЖЕНИЯ ИМПЕРАТОРА ТИБЕРИЯ, НАСЛЕДОВАВШЕГО ОКТАВИАНУ АВГУСТУ

Место действия — Рим, остров Капри, Италия.

Время действия — 31 год н. э.[10]

Подчас бывает весьма опасным для верховного правителя делать своих министров слишком могущественными. И императору Тиберию, вступившему на престол по смерти императора Августа, выпало на долю убедиться на собственном опыте в справедливости этой истины. Да и кто бы поверил, что принцепс, столь опытный в делах правления и ревнивый ко всему, что касалось его власти и авторитета, мог слепо довериться фавориту и даже в каком-то смысле разделить с ним верховную власть. Пришло нам время узнать о том, как же повел себя Тиберий в отношении коварного Сеяна. Но прежде чем приступить к описанию заговора, следует познакомиться поближе с главою всего дела, а также с тем, кто должен был стать его жертвой. Разом нарисуем портреты двух людей, нравы которых делали их похожими друг на друга. И тот, и другой были очень умны, и оба обращали ум свой во зло. Не было того, кто мог сравниться с ними в искусстве притворяться, никого, кто так ловко сумел бы скрывать одни и те же пороки за личиной весьма сходных добродетелей. Император всегда казался задумчивым и погруженным в себя; фаворит же был всегда серьезен и рассудителен, но такая внешность скрывала в глубине их душ замыслы самые черные и беззаконные. Первый, прежде чем добиться власти, умел приноравливать свой характер к самым различным обстоятельствам; так же поднялся наверх и вошел в доверие к государю и второй. Оба жестокие и кровожадные, они подчас умели продемонстрировать видимую умеренность и милосердие. Оба обладали всеми качествами, необходимыми, чтобы управлять государством и стать постепенно, именно в силу этого, подлинными бичами огромной Империи. Можно было подумать, что сама судьба дала Тиберию Сеяна, словно находя обоих необыкновенно похожими и достойными друг друга и тем самым желая произвести невиданный доселе эффект. Однако, хотя сходство характеров и может на некоторое время объединить двух отпетых негодяев, но подобный союз, основанный на общности вины и преступления, никогда не бывает прочным. И история, которую мы намерены рассказать, послужит тому ярким примером. Этот заговор по самой сути своей и отдаленно не напоминал те бурные, опасные и яростные заговоры, которые обнаруживали и проявляли себя в войнах, пожарах, грабежах и насилии. Здесь нам предстоит столкнуться с примером политической хитрости и интриги, которые в деле исполнения тех или иных тайных проектов всегда много более эффективны, чем явное и прямое насилие и кровопролитные сражения. Приступим же к рассмотрению сути дела.