Великие заговоры - [119]

Смерть Николая III, случившаяся чуть позже, едва не расстроила все планы.

Карл Анжуйский с радостью узнал об этом, новый папа, как он надеялся, мог с гораздо большим благоволением отнестись к его давней мечте — возвращению Константинополя под власть его династии. Удовлетворение его было полным. Высший пост в римской церкви достался кардиналу Симону, ставшему папой под именем Мартина IV, который прежде, будучи папским легатом во Франции, способствовал воцарению Карла Анжуйского на сицилийском престоле. Для француза все складывалось превосходно. Король Арагона был в нерешительности, но синьор Прбчида, вновь совершив плавание в Константинополь, оттуда вместе с послами Палеолога направился морем в Каталонию, одну из испанских провинций, и там встретился с Арагонцем. От имени Михаила Палеолога тому была вручена большая сумма денег[209] для снаряжения флота и войска, которые должны были бы помочь сицилийской знати свергнуть иго Анжуйской династии. А чтобы ему было ясно, что дело предстоит серьезное, но правое и требующее благородной отваги, королю сказали: «Должно быть, вы забыли о тяжких оскорблениях, которые нанесли французы вашему дому. Разве не они лишили жизни вашего сиятельного предка Педро Арагонского, нашедшего смерть от их рук в битве при Мурете? Да, по правде сказать, смерть его была славной, потому что он пал с оружием в руках. Но разве кровь Конрадина, пролитая презренным палачом, не взывает вас к мести? Но даже если вам безразличны смертельные оскорбления, нанесенные вашему дому, должны ли вы отказаться от прав своей жены? Трон Сицилии принадлежит ей, и от вас зависит воссоединение его с вашим троном. Все сицилийцы настроены в вашу пользу и очень в вас верят, они стонут под игом тирании и надеются обрести именно в вас своего освободителя. Не обманите же их ожиданий». Речь эта произвела решающее впечатление на Педро Арагонского, и он решил довести до конца замысел, от которого, прежде чуть не отказался. Клятвенно заверив союзников в своей поддержке, он снарядил флот и объявил, что готовит его для войны с сарацинами.

В то время, как вел он свои приготовления, король Франции Филипп Отважный[210] послал к нему спросить, в какую же из арабских стран намерен он направиться, и предлагал свою помощь и деньги. Арагонец, не открыв ему правды, принял предложение своего шурина[211], и Филипп, смущенный такой великой скрытностью, просил короля Сицилии быть настороже, но Карл, слишком уверенный в собственной отваге и могуществе, не придал особого значения словам французского короля и приготовлениям арагонцев.

Между тем Джованни ди Прбчида, в одежде монаха путешествуя по Сицилии, всюду готовил своих сторонников к общему выступлению. Заговорщики собрались в Палермо на праздник Пасхи, который в этом году выпадал на 29 марта, и случилось так, что именно накануне этого дня один из французов изнасиловал местную женщину. Узнав об этом, сицилийцы взялись за оружие. Французские солдаты поддержали своего соотечественника. И повод этот стал началом знаменитой резни, получившей название «Сицилийской вечерни», поскольку сигналом к ее началу послужил звон колоколов, призывающих людей по всему острову на вечернюю молитву. Именно с этого момента и началось всеобщее истребление французов: их убивали без различия звания, пола и возраста, больше не было почтения ни к родственным, ни к дружеским узам. Жестокость дошла до того, что беременным французским женщинам вспарывали животы, чтобы не оставить на Сицилии и следа этой ненавистной нации. Все дышало ненавистью и местью. И все-таки был пощажен и избежал смерти некий провансалец, Гильем де Порселет, правитель небольшого города Калафатимы, известный в этом городе своей скромностью, добротой и справедливостью. С почестями был он отправлен на родину, оказавшись единственным из 8 тыс. французов и француженок, кто оказался достоин такой чести, — все остальные были умерщвлены самым различным образом. Кровавая трагедия произошла не только в Палермо, все остальные города острова следовали примеру столицы и с удовольствием проливали кровь французов.

Довольно долго Карл ничего не знал о происшедшей трагедии: с острова не поступало никаких вестей. Трудно представить себе чувства, переполнившие душу этого необузданного человека, когда стало ясно, что на острове произошла ужасная драма. Был срочно снаряжен флот, который предназначался для похода на Константинополь, а теперь, выйдя в открытое море, взял курс на Мессину и блокировал ее порт. Жители города, хорошо представляя степень угрожающей им опасности и боясь не устоять, просили помощи у папского легата, умоляя любыми средствами примирить их с королем. Но Карла еще больше разгневало то, что его подданные смеют торговаться и выставлять какие-то условия своему господину. Он прямо заявил, что лишает их всякой надежды на примирение, так что мессинцам оставалось готовиться к мужественному отпору. Король держал военный совет, решая, следует ли, не щадя, уничтожать город осадой и штурмом, рискуя обратить его в пепел, или дать его жителям несколько дней покоя, чтобы вынудить их самих вывесить белый флаг и принять все его условия. Некоторые советники короля призывали его к мести.