Великие шпионы - [83]

Неделя тянулась за неделей, а от Ноэля не поступало ни слова. В июле родственники пригласили Герту на семейный совет. Она не ответила на письмо, тогда они позвонили ей из Парижа. Потом они говорили, что голос ее по телефону звучал странно, но она уверяла, что с Ноэлем все в порядке, однако она должна оставаться в Женеве на случай, если он позвонит. Такое нелогичное поведение не было похоже на Герту, но она ничего не хотела слушать, и ее оставили в покое.

Герта переселилась в квартиру приятельницы, уехавшей в Рим, — просторное помещение в красивом современном здании на горе выше Старого города. Она вяло рассматривала вещи, бродила по городу, и ее все сильнее охватывало отчаяние.

Когда подруга Герты, вдова, вернулась из Рима, она не могла не заметить, как та возбуждена. Они дружили уже много лет, и хозяйка прямодушно, сначала с явным сочувствием, захотела узнать, что заботит Герту. Та упорно отнекивалась, отвергая любые предложения помощи. Хозяйка, видя странное поведение Герты, не отступала.

Если ты хочешь жить у меня как гостья и как подруга, — сказала она как-то вечером, — как я могу тебе помочь, не зная, в чем дело?

В конце концов Герта не выдержала:

— У меня нет вестей о Ноэле, выпалила она. — Я хочу поехать в Прагу. Лучше быть в тюрьме вместе с ним, чем одной здесь, в Швейцарии.

Впервые с момента исчезновения Ноэля она произнесла страшное слово «тюрьма». Герта никогда не говорила, на чем основывается такое предчувствие и почему она его не отвергает. Не говоря больше ничего, она решилась собраться и лететь в Прагу.

Стоял уже июль, с момента беспечного отбытия Ноэля из Парижа прошло два месяца. Его младший брат Герман, архитектор, приехал на конгресс архитекторов в Бергамо в Италии, а потом намеревался побывать в Польше. Два года назад он во главе делегации американских архитекторов объехал Восточную Европу, чтобы посмотреть, как на месте оставшихся после войны развалин поднимаются новые здания, растут новые города, и с тех пор имел друзей в Польше.

Герман ненадолго заехал к Герте в Женеву. Потом она вылетела в Прагу. Решили, что как только закончится конгресс в Бергамо, он присоединится к ее поискам в Праге. Когда он прилетел в конце июля, Герта справлялась в «Паласе», но ничего не добилась. Вдвоем они пошли в полицию.

— Ноэль Хэвиленд Филд? — переспрашивали все чиновники, к которым они обращались, старательно выговаривая иностранное имя. Они добросовестно шуршали бумагами, переглядывались друг с другом, когда казалось, что нашли нужную, и сочувственно хмыкая, когда оказывалось, что это не то. Вежливо, с доброй улыбкой они обещали искать еще, наводить справки, объявить розыск — и все это заканчивалось столь же вежливым ответом: «Извините, о нем никаких сведений нет».

И Герта, и Герман тщательно избегали одного места, в котором американцам было естественно искать помощи — старинного дворца на склоне прибрежного холма, над воротами которого развевался звездно-полосатый флаг. Позднее Герман объяснял, что они вели поиски втайне от американского посольства, потому что полагали, что вызволить Ноэля из рук неизвестных похитителей проще будет, не поднимая шума и не прибегая к официальным протестам.

Наконец, Герман проследовал дальше в Варшаву, пообещав на обратном пути заехать в Прагу и посмотреть, что еще можно сделать. Прошло почти три месяца со дня исчезновения Ноэля. Никто, кроме жены и брата, даже не знал о его пропаже.

Герман написал из Варшавы сестре Элси. Из письма следовало, что 3 августа Герта звонила из Праги и просила его вернуться. Тон у нее был тревожный. Больше в письме ничего не было.

К лету 1949 года улицы Варшавы были в основном расчищены и мусор вывезен, но город оставался полумертвым; видно было, что только одна вещь уцелела среди руин — воля к жизни. Но теперь даже эта воля, которая устояла перед эсэсовскими палачами, подобно немногим уцелевшим зданиям, казалось, утратила свою здоровую опору и погибала. Город выглядел мрачным, будто ежился, несмотря на августовскую жару, ибо на горизонте уже виднелись тучи новой волны чисток, новой кампании преследований. Прага при малейших признаках опасности замыкалась в себе. Варшава же нервно тараторила.

Герман Хэвилэнд Филд, высокий, как и брат, но не столь неуклюжий, более элегантный и менее замкнутый, более открытый и менее напряженный, ходил по улицам Варшавы, рассматривая грязные пустыри на месте знаменитых зданий, которые он видел в Варшаве до войны, и обозначившиеся контуры новостроек. Часто его сопровождали супруги Симон и Гелена Циркус, ведущие архитекторы из Бюро восстановления. Именно Гелена, полная, энергичная женщина, устроила Герману визу. Но при всех своих связях Циркусы ничем не могли помочь в поисках Ноэля. Куда Герман ни обращался, всюду он сталкивался с пустыми взглядами чиновников.

Жена Германа Кейт, англичанка, и двое их детей оставались в Лондоне. Он сообщил Кейт, что 22 августа слетает в Прагу, чтобы еще раз повидаться с Гертой, а на следующий день вылетит в Лондон, чтобы вместе с семьей вернуться домой. Утром двадцать второго Циркусы повезли его машиной в варшавский аэропорт Окенце. В обычной сутолоке они обменялись теплыми прощаниями и обещаниями писать, и Гелена видела, как Герман встал в очередь на паспортный контроль. Пассажиры прошли зал ожидания и заняли места в обшарпанном Ли-2 — советском варианте знаменитого ДС-3, чтобы два часа спустя приземлиться в Праге.