Великие шпионы - [82]

Он уже собрал два чемодана материалов в прежних поездках в Прагу и Варшаву и оставил их там у друзей, которые должны были затем переслать их в Женеву. Пражский чемодан так и не прибыл — затерялся, украли, задержали? Мог быть десяток объяснений, но не было никаких. Зловещий признак. Он писал своей сестре Элси в Америку, что очень обеспокоен судьбой пражского чемодана, который уже два месяца как пропал, потому что в нем содержались «материалы, восстановить которые невозможно», и что сам собирается в Прагу выяснить, в чем же дело.

В апреле Ноэль с Гертой ненадолго съездили в Париж. Там проходил первый конгресс Движения в защиту мира, которое год спустя выпустило знаменитое Стокгольмское воззвание, и Ноэль говорил друзьям, что присутствует там как независимый наблюдатель. Тем не менее знакомому французскому журналисту, который увидел Ноэля растерянно стоявшим у входа в зал Плейель, где проходил конгресс, пришлось провести его мимо охранников, потому что пригласительного билета у Ноэля не было.

С нарастающим возбуждением Ноэль рассказывал знакомым о своей поездке в Прагу и надежде найти там работу. 5 мая прямым рейсом «Эр Франс» он отбыл в Чехословакию. Адреса своим парижским друзьям он не оставил. Но говорил, что его всегда можно будет найти в Клубе журналистов, куда он часто забегал пообедать и пообщаться с новой элитой — партийными газетчиками, сплетни которых, обычно хорошо продуманные, отражали холодные, таинственные высказывания вождей в сером бетонном здании ЦК, а иногда из их болтовни можно было почерпнуть что-то интересное. Гардеробщица клуба будет хранить письма для него в ящичке под стойкой, где она держала сигареты и спички на продажу.

Герта вернулась в Женеву оплатить счета, уложить вещи и дожидаться визы в Чехословакию. Пять дней спустя, 10 мая, оба отправили письма сестре Ноэля, Элси. Ноэль писал, как изменился вид Праги при новом режиме. Он утверждал, что еды там вдосталь, но цены высокие. Он подыскивал квартиру, где Герта смогла бы без труда вести домашнее хозяйство, потому что у него обострилась застарелая болезнь желудка и он плохо переносил тяжелую кухню в чешских ресторанах. Герта писала Элси, что разговаривала с Ноэлем по телефону, что он весел и с нетерпением ожидает ее приезда. Еще он говорил, что должен встретиться со старым другом, который ей известен, но называть его имя по телефону он не хочет.

В Праге у Ноэля было несколько друзей, с которыми он познакомился во время войны на Западе и в ходе своих многочисленных поездок в Прагу после войны. Кое-кто из них сделался важными персонами, насколько вообще возможно быть персоной в условиях народной демократии. Но сам Ноэль был мало известен. Те, кто следил, как он выходит и заходит в «Палас» — на встречи или на долгие, многочасовые прогулки по красивому старинному городу, — не заметили ничего необычного. Странный американец — возможно; но в те времена в Европе было множество странных американцев и вообще кого угодно.

С кем бы Ноэль ни встречался или пытался встретиться, он был совершенно спокоен, когда пару дней спустя после письма Элси к нему в «Паласе» подошли двое в штатском. Он вел себя так, будто ожидал людей, которые отведут его на какую-то важную встречу: поговорил с ними и спокойно ушел. Он никому ничего не сказал, не взял никаких вещей. Ноэль и эти двое свернули в сторону Вацлавской площади и исчезли без следа.

Несколько дней спустя чешский друг — видимо, тот, о котором Ноэль говорил Герте по телефону, — появился в «Паласе». Администратор сказал ему, что господин Филд ушел с двумя людьми и до сир пор не вернулся. Еще через несколько дней администратор заявил, что номер до сих пор оплачен и что, насколько он понял, Ноэль ненадолго уехал в Венгрию, не взяв свои веши. Еще позднее он утверждал, что получил от Ноэля телеграмму из Братиславы, находящейся на венгерской границе. Наконец, когда прошло уже несколько недель, пришла новая телеграмма, что некий Рене Киммель приедет из Братиславы забрать вещи Ноэля и оплатить накопившийся счет. Потом Элси узнала, что один из друзей видел черновик телеграммы на почте в Братиславе и почерк был совсем не такой, как у Ноэля.

Еще спустя месяц администратор «Паласа» заявил, что Рене Киммель приезжал и забрал вещи Ноэля, но больше никто этого Киммеля не видел. О его существовании известно лишь со слов администратора, так же как о существовании самого Ноэля Филда с того момента, как он вышел за дверь в сопровождении двух человек.

Противный северный ветер, который всю зиму обдает Женеву сырым альпийским холодом, но отнюдь не свежестью гор, весной исчезает, и город нежится в тепле на берегах живописного озера. На улицах расцветают каштаны, в садах сирень, а на воде маняще белеют паруса яхт. Ласковый воздух способен развеять самое мрачное настроение. Но весна 1949 года не приносила утешения Герте Филд.

Герта отнюдь не впадала в истерику. Если и существовала когда-нибудь женщина, в равной степени крепкая духом и телом, то это была немка, ставшая женой Ноэля Филда. Ее решимость, ее энергия, ее смелость уже не раз подвергались испытаниям. Но даже таким сильным людям требуется какая-то опора, хотя некоторые это скрывают. Герта жила обожанием своего благородного, образованного, хорошо воспитанного мужа. Во многом она была крепче и решительнее Ноэля, но вся ее сила и решимость были направлены на сохранение того, что она считала своим ни с чем не сравнимым счастьем — быть супругой Ноэля Филда. Она разделяла его взгляды и его тайны, готова была отдать за них жизнь. Она волновалась, вовремя ли он принимает лекарства и не забывает ли надеть шарф. Для Герты Ноэль не мог ошибаться, а без Ноэля жизни для нее не было.