Великие шпионы - [40]

Как правило, встречи обговаривались заранее, даже открыто по телефону.

Зорге и Вукелич были коллегами по работе, а потому встречались часто и открыто в доме последнего, пока он не развелся с Эдит. Действительно, не было смысла соблюдать строгие меры предосторожности при встречах трех европейцев в группе. Как выразился Зорге: «Строго придерживаться долгое время этого теоретического принципа затруднительно и становится пустой тратой времени».

Гораздо опаснее было общение между европейцами и японцами, поскольку полиция всячески препятствовала контактам иностранцев с местным населением.

Зорге старался сам поддерживать связи с Одзаки и Мияги, тщательно подготовленные встречи с ними проводил в неприметных ресторанчиках, каждый раз в новых, «но с течением времени становилось все труднее подыскивать незасвеченное место».

Зорге и Одзаки регулярно виделись раз в месяц, но нараставшее международное напряжение вынудило их встречаться чаще. После нападения Гитлера на СССР они сходились каждый понедельник. Как правило, Одзаки заказывал столик на свое имя, а иногда они беседовали в ресторане «Азия» в здании Южно-Маньчжурской железной дороги, где Одзаки снимал рабочее помещение.

После начала войны в Европе было решено, что ввиду усилившейся слежки за иностранцами в Токио будет менее рискованно встречаться в доме Зорге. Хотя он находился рядом с полицейским участком и, несомненно, был под непрерывным наблюдением, не было ничего необычного в том, что один из ведущих японских журналистов Одзаки заходит в гости к знаменитому немецкому коллеге, а вероятность подслушивания разговоров в частном доме была намного меньше, чем в ресторане.

Одзаки и Мияги часто собирались вместе в ресторанах, а потом нашли хорошее прикрытие для визитов художника в дом Одзаки: он взялся учить его дочь рисованию.

За девять лет действий группы — не считая последних месяцев — не было никаких признаков того, что перемещения ее ведущих членов и встречи между ними вызывают какие-то особые подозрения со стороны японской полиции.

Главной и постоянной угрозой, нависавшей над повседневной работой каждого из членов группы, была возможность того, что при регулярном досмотре машины или дома у кого-то из них будут обнаружены компрометирующие материалы.

Больше всех рисковал Клаузен. В машине он часто возил радиопередатчик в черном мешке, потому что вел передачи из разных домов. Несколько раз он был на грани провала.

Один такой случай произошел осенью 1937 года.

«Я поехал на такси из своего района, чтобы, как обычно, передать сообщения в Москву, и, оказавшись в доме Вукелича около 14 или 15 часов, заметил пропажу бумажника, который был в левом кармане брюк. Я бросился на улицу, но такси уже не было. В бумажнике были 230 иен японских денег, мои водительские права с фотографией и текст финансового отчета на английском языке, который следовало передать в Москву. У Вукелича мы должны были переснять его на пленку. Другие шифровки, к счастью, хранились в моем черном мешке. Видимо, я оставил бумажник в такси, потому что помнил, что доставал его и открывал. Разумеется, я не заметил номера такси. Я растерялся, рассказал Вукеличу, что потерял бумажник и много денег, и спросил, что он мне посоветует. Он был болтлив, и я боялся, что он расскажет Зорге о пропаже бухгалтерского отчета, поэтому умолчал о последнем обстоятельстве. На следующий день я набрался смелости заявить об утере в бюро находок столичной полиции. Я сказал, что потерял деньги, водительские права и клочок бумаги с английскими записями. Бумажник так и не нашли. Несколько дней я ходил сам не свой».

Одзаки передавал Зорге весьма конфиденциальные сведения из японских правительственных кругов, но делал это только устно; после беседы Зорге записывал эту информацию и отдавал Клаузену для передачи по радио. Материалы и документы, которые время от времени добывал Одзаки, он давал переводить на английский Мияги, а тот уже относил перевод Зорге.

Материалы, которые Зорге получал в немецком посольстве, он фотографировал либо сам в помещении, либо, если удавалось их вынести, отдавал переснимать Вукеличу; все документы, накопленные группой, передавались время от времени появлявшимся курьерам.

В этой системе не было никаких проколов до самого ареста группы, когда у всех ее участников дома были обнаружены компрометирующие материалы. Именно на этом основывались первоначальные обвинения на допросах.

Еще одну угрозу для группы могло представлять то, что ее члены в той или иной степени доверялись женщинам. В тюрьме Зорге писал: «Женщины абсолютно непригодны для разведки. Они ничего не смыслят в политике и других делах, и я никогда не получал от них действительно интересной информации. Поскольку они были бесполезны, я не привлекал их к работе своей группы».

Видимо, многочисленные похождения с женщинами во время пребывания Зорге в Токио никак не были связаны со шпионажем, и он никогда не смешивал работу и личную жизнь.

В течение восьми лет группа Зорге работала безнаказанно, если не считать того, что японские связисты перехватывали не поддающиеся расшифровке сообщения. С технической точки зрения деятельность этой сети следует признать образцовой. Позднее Зорге писал: «Я сам удивлялся, что многие годы занимался секретной деятельностью в Японии и не был разоблачен властями. Считаю, что моя группа (ее европейские члены) избежали этого потому, что имели легальные занятия, которые давали нам высокое положение в обществе и вызывали к нам доверие. По моему убеждению, все иностранные разведчики должны иметь такие профессии, как журналист, миссионер, коммерсант, и т. п. Полиция не обращала на нас особого внимания, разве что посылала детективов в штатском опрашивать прислугу. На меня ни разу не пало подозрение. Я никогда не боялся, что наша работа провалится благодаря иностранным членам группы, но очень беспокоился, что мы провалимся из-за наших агентов-японцев, и именно так и произошло».