Великие шпионы - [39]

«Прежде чем я отправился на задания в Китай и Японию, — признавался Зорге, человек из Четвертого управления объяснил мне шифры, которыми я буду пользоваться. Мы целый день изучали их в номере гостиницы».

Шифровка и дешифровка — это самая строго охраняемая тайна, ответственность за которую несет руководитель заграничной сети. Советские агенты пользовались простой схемой, в которой буквы алфавита заменялись одной или двумя цифрами. Такая система легко запоминалась. Чтобы затруднить вскрытие шифра, к смысловым цифрам добавлялись произвольно отобранные. Они брались наудачу из немецкого статистического ежегодника, причем в сообщении указывалось, из какого именно столбца.

Гениальность этой системы состояла в том, что в справочнике содержится бесконечное множество цифр, причем это издание имеется в каждом немецком доме в Японии, так что при условии, что на самой книге нет никаких подозрительных пометок, а тексты после передачи или получения уничтожаются, никаких улик для полиции не остается.

Поскольку объем работы группы и соответственно передаваемой информации нарастал лавинообразно, Зорге после 1938 года добился в порядке исключения того, что Москва разрешила вести шифровальную работу Клаузену.

Система сохраняла свою надежность все время, пока группа действовала, и нет никаких оснований по лагать, что японцам удалось раскрыть шифр.

На ранних этапах работа группы Зорге в Японии финансировалась из Москвы либо наличными, которые курьеры доставляли в Шанхай или Гонконг, либо переводами через «Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк» или «Американ экспресс» на частные счета в японских банках. С 1940 года в Японии ужесточился валютный контроль и деньги стали передавать сотрудники советского посольства в Токио на тайных встречах. Клаузен вел бухгалтерию и раз или два в год отправлял в Москву курьером фотокопии счетов. Всего за период с 1936 по 1941 годы было получено около 40 тысяч долларов.

Сначала Четвертое управление установило Зорге предельную сумму расходов в тысячу долларов в месяц. Эти нищенские деньги шли в основном на оплату помещений и бытовые нужды основных членов группы. Хоцуми Одзаки не получал ничего, кроме' возмещения путевых издержек. Небольшие деньги тратились на ремонт радиоаппаратуры, изредка на вознаграждение мелким осведомителям Одзаки и Ётоку Мияги. Зорге, Вукелич и Одзаки жили на свои заработки в качестве журналистов, Мияги — художника, а Клаузен — торговца.

Зорге никогда не располагал достаточными суммами на непредвиденные нужды. Когда после развода решено было отправить Эдит Вукелич в Австралию, необходимые 400 долларов пришлось выпрашивать у Москвы, и Зайцев доставил их в Токио специально для этой цели.

Даже законную тысячу долларов в месяц группа получала не всегда, и Зорге было приказано экономить на всем, на чем только можно. Клаузен в конце 1940 года получил указание использовать прибыли своей фирмы «для нужд группы». Такое крохоборство Четвертого управления ускорило его разочарование в коммунистической идеологии. С этого времени он не спешил сдавать бухгалтерскую отчетность, хуже того, не спешил уничтожать полученные и отправленные сообщения и передавать по радио срочные материалы. Таким образом, прижимистость московского Центра поставила под угрозу безопасность разведывательной сети и дала в руки японской полиции важнейшие улики после обыска в доме Клаузена.

Только самому Зорге и Клаузену, который был завербован Четвертым управлением непосредственно в Германии, были известны имена начальников. Мияги работал в японской секции коммунистической партии США и был направлен в Японию «с краткосрочным заданием» неопознанным агентом Коминтерна. Он порвал связи с американской компартией и имел строжайшее указание не связываться с товарищами в Токио.

Поначалу Мияги считал, что группа состоит толь ко из Зорге и него, но через несколько месяцев понял, что в нее входят также Вукелич, Одзаки и Клаузен.

Подобно Мияги, Вукелич полагал, что его завербовала в Париже «организация, непосредственно входящая в Коминтерн» и не связанная ни с одной национальной компартией. «Зорге никогда не уточнял, что это за организация».

Одзаки имел более ясное представление о своей группе. Он узнал от левой американской журналистки Агнес Смедли в Шанхае, что числится в московских списках под псевдонимом «Отто» и работает на какую-то секцию Коминтерна.

Из практических соображений Зорге ограничивал контакты между членами своей группы. Клаузен как радист и казначей знал хотя бы псевдонимы и клички каждого из них, но и он ни разу не видел Одзаки до последних дней существования сети, а имя Мияги узнал только после ареста. Одзаки видел Клаузена только один раз и не знал его имени. С Вукеличем он не встречался никогда. Зорге всегда тщательнейшим образом планировал встречи со своими помощниками. Он единственный был непосредственно связан с основными членами группы. Легче всего было общаться с Клаузеном. Оба они состояли в Немецком клубе в Токио, и встречи двух соотечественников были вполне нормальными. Чаще всего они виделись в доме Зорге. Единственная опасность заключалась в том, что передаваемые документы могли быть обнаружены при обычном полицейском осмотре машины Клаузена. Хорошо обученный радист каждый раз ездил к Зорге разными путями, а на случай неприятностей был разработан простой код, подразумевавший присутствие любовницы. Зорге однажды сказал Клаузену: «Если у меня горит фонарь над крыльцом, не заходи: значит у меня гости».