Великая княгиня Владимирская Мария. Загадка погребения в Княгинином монастыре - [26]

.

Правда, на взгляд Л.С. Кишкина, сведений о русско-ясских отношениях в летописях гораздо меньше, чем о русско-чешских брачных союзах. В XII в., если не считать Елены, вдовы Ярополка (1145 г.), это – единственное упоминание Амбала Ясина, ключника Андрея Боголюбского.

Мало что дало исследователю выяснение времени и места женитьбы Всеволода на Марии. Первое косвенное упоминание ее в летописи под 1175 г. говорит о том, что к тому времени Всеволод был уже женат на ней, а следовательно, брак между ними был заключен еще во время пребывания Всеволода в Южной Руси.

Поэтому Л.С. Кишкин сосредоточился на анализе русских летописей, в которых несколько раз говорится о происхождении Марии. Для начала он, как и предшествующие исследователи, обратил внимание на известие Ипатьевской летописи (ее древнейший список относится к первой четверти XV в.) под 1182 г. о женитьбе двух сыновей киевского князя Святослава Всеволодовича, один из которых женился на «ясыне», свояченице Всеволода Большое Гнездо[174]. Сестра жены Всеволода здесь прямо названа ясыней, из чего можно сделать вывод, что и княгиня происходила из южного племени ясов или аланов, как в древности именовали предков осетин.

Однако начиная со второй четверти XV в. в летописных источниках начинает фиксироваться версия о чешском происхождении Марии. В частности, в статьях, предшествующих одному из списков Новгородской первой летописи младшего извода (на листах бумаги с водяными знаками, относимыми к 1441 г.), читаем: «Всеволод … княжи лет 37. А княгини его Мариа Всеволожа Щварновна, дщи князя чешьского, постави церковь Успение святыя Богородиця, новый манастырь великымъ княгинямъ»[175].

Еще больше сведений о Марии находим в Летописном сборнике, именуемом Тверской летописью (составлен в 1534 г.): «В лето 6713 [1205]… марта 2, на память святаго священномученика Феодота, пострижеся велика княгины Всеволожа Мария, дщи Шварлова Ческаго, въ черници и въ скиму, въ Володимери въ манастыри святыа Богородица, иже бе сама създала, и нарекоша имя ей Мария; въ то же бе имя и крещена въ Володимери, а приведена ис чех не крещена»[176].

Наконец, в Степенной книге (середина XVI в.) читаем о Марии в рассказе об основании ею монастыря: «…иже бысть благоплодная супружьница сего хранимаго самодержьца Всеволода Димитрия Юрьевича, Щварновна дьщи князя чешскаго, памяти дело достойно сотвори… купи ценою часть земьли на строение церкви и монастыря… идеже и до ныне есть новий монастырь великихъ княгинь». Еще раз она называется «Щьварновной» в конце рассказа[177]. О чешском происхождении Марии также говорится в поздних Летописцах: Владимирском конца XVI в. («Мария, дщи князя Четскаго»)[178], и Мазуринском конца XVII в. («инокиня Марфа Щварковна»)[179].

Обзор летописных источников поставил перед Л.С. Кишкиным дилемму: чему следует доверять – ранней Ипатьевской летописи, называющей Марию «ясыней», или поздним летописцам, дружно именующим ее «чехиней»?

Исследователь обратил внимание на то, что о чешском происхождении княгини говорится в связи с сообщением о постройке ею монастырской церкви либо там, где говорится о ее смерти в основанной ею обители. На его взгляд, появляющиеся в поздних летописях подробности о Марии и ее отце были взяты из не дошедших до нас различного рода монастырских записей. Скажем, встречающиеся в Степенной книге и Мазуринском летописце уникальные сведения о расположении погребений, в том числе и самой Марии, в основанном ею храме, могли содержаться только в монастырских записях.

По предположению Л.С. Кишкина, они существовали еще в конце XVIII в. За это говорит тот факт, что, кроме упоминаемых в летописях трех дочерей Марии – Все славы, Верхуславы, в крещении Анастасии, и Елены, В.Н. Татищев в своей «Истории Российской» называет четвертую дочь – Сбыславу, в крещении Пелагею, которая, по его данным, родилась в 1179 г. При этом историограф сообщает подробность, которую мог взять только из монастырских записей, что воспреемницей новорожденной была ее тетка княгиня Ольга Юрьевна, гостившая тогда во Владимире. Только у В.Н. Татищева приведен год рождения одного из сыновей Марии – Глеба (1188). В описании проводов княгини в основанный ею монастырь у В.Н. Татищева встречается такая подробность, что больную княгиню везли на санях (в других источниках она не встречается)[180].

Все это привело Л.С. Кишкина к мысли о том, что летописцы XV–XVI вв., говоря о чешском происхождении Марии, использовали не дошедшие до нас источники. Окончательно убедило его в этом сравнение Тверской летописи XVI в. и «Летописца Переяславля Суздальского», хотя и обнаруженного в сборнике XV в., но составленного в начале XIII в. Описания смерти и погребения Марии в этих двух памятниках совпадают почти дословно, за исключением того, что в Тверской летописи пострижение княгини описано более подробно и сказано о ее происхождении[181].

Как известно, Ипатьевская летопись была составлена в Южной Руси, а сведения о чешском происхождении Марии носят северо-восточное происхождение. Отсюда Л.С. Кишкин выдвинул версию, что единственное упоминание о ясском происхождении Марии в Ипатьевской летописи могло явиться результатом простой описки, когда «чехиня» превратилась в «ясыню». В свое время М.Н. Тихомиров приводил подобные примеры, когда в Вологодско-Пермской летописи XVI в. вместо названия местности в нынешней Эстонии – «Раковор» появился более известный «Краков», а вместо слова «товары» – «татары»