Вечные мгновения - [12]

В. Андреева

80. Октябрь

Я наземь лег — и, ярко догорая,

вечерняя заря передо мною

слилась в одно с осенней желтизною

в кастильском поле без конца и края.

За плугом борозда, еще сырая,

ложилась параллельно с бороздою,

и пахарь шел, рукой своей простою

в земное лоно зерна посылая.

И думал я: настало мое время —

я вырву сердце, звонкое, живое,

вручу земле, пока не отзвенело,

и поглядим, взойдет ли это семя,

чтоб по весне высокою листвою

нетленная любовь зазеленела.

Перевод А. Гелескула

81

И сердце в пустоте затрепетало

так залетает с улицы порою

воробышек, гонимый детворою,

в немую тьму покинутого зала.

Бездонный мир оконного кристалла

впотьмах морочит ложною игрою,

и птица с одержимостью героя

стремится прочь во что бы то ни стало.

Но темный свод отбрасывает с силой

за разом раз, пока мятеж убогий

не обескровит каменная балка.

И падает комок, уже бескрылый,

и кровью истекает на пороге,

еще дрожа порывисто и жалко.

Перевод А. Гелескула

82. Октябрь

Сквозь бирюзу речной зеркальной глади

луч золотит замшелые глубины;

по золоту последние жасмины

рассыпались и тонут в листопаде.

В зеленом небе, в тихой благодати,

за облаками в отсветах кармина

у края мира высится надмирно

нездешний сад. И дивно на закате.

Какой покой! С поблекшего каштана

смеется дрозд. И облако сникает

бескрасочно, и поздняя пчела

сгорает искрой света…

И нежданно

в каком-то вздохе роза возникает,

тоскуя, что еще не умерла.

Перевод А. Гелескула

83. Надежда

Надеяться! И ждать, пока прохлада

туманом наливается дождливым,

сменяет розу колос, и по жнивам

желтеют отголоски листопада,

и с летом соловьиная рулада

прощается печальным переливом,

и бабочка в полете торопливом

теплу недолговременному рада.

У деревенской лампы закоптелой

мою мечту качая в колыбели,

осенний ветер шепчет над золою…

Становится нездешним мое тело,

и старые надежды поседели,

а я все жду и жду… свое былое…

Перевод А. Гелескула

84

Судьба взяла мое сердце

и тебя вложила мне в грудь.

Ты меня не можешь отторгнуть,

я тебя не могу отторгнуть, —

друг без друга нам не вздохнуть!

Ты и я, я и ты — это мы с тобою, —

эти звенья не разомкнуть!

Море и небо, связанные судьбою,

небо и море суть.

Перевод Н. Горской

85. 17 июля

Как мальчик, сытый по горло

учебой, что-то рисует —

без цели и без сюжета,

так и я бездумно тасую

птиц безголосых,

тучу безгрозовую, пустую

комнату без отголосков

и цветы без цвета…

…Сколько слов туманных,

произнесенных всуе!..

Тоскуют земля и небо,

и я —

тоскую.

Перевод Н. Горской

86

Надежду свою, подобно

блестящему украшенью,

из сердца, как из футляра,

я бережно вынимаю;

и с ней гуляю по саду,

и нянчу ее, как дочку,

и, как невесту, ласкаю,

…и вновь одну оставляю.

Перевод Н. Ванханен

87

Мое сердце ушло вперед, —

так часы убыстряют ход,

размечтавшись о светлом часе…

Но ко мне не явилось счастье:

уломать его не дано

никому из нас — ведь оно

не отметка на циферблате!

Хмурой явью заволокло

это суетное число,

обреченное на распятье…

Отвожу, объятый тоской,

стрелку сердца на непокой!

Перевод П. Грушко

88

Летят золотые стрелы

с осеннего поля брани.

И в воздухе боль сочится,

как яд, растворенный в ране.

А свет, и цветы, и крылья

как беженцы на причале.

И сердце выходит в море.

И столько вокруг печали!

Все жалобно окликает,

все тянется за ответом —

и слышно: — Куда вы?.. Где вы?.. —

Ответ никому не ведом…

Перевод А. Гелескула

89. Выздоровление

Лишь ты со мною, солнце, друг душевный!

Как пес, ты лижешь кромку одеяла,

и в золотой подшерсток зарываюсь

рукой усталой.

И все пережитое

отходит… дальше… дальше!

Я немею

и только улыбаюсь как ребенок,

почти утешен ласкою твоею.

Глаз не смыкаешь, солнце,

надежный сторож всех моих падений,

и, заходясь невнятицей и гневом,

бросаешься на тени,

пустые наваждения, безмолвно

грозящие в закатном запустенье.

Перевод Б. Дубина

Дневник поэта-молодожена (1916) Вечные мгновения (1916–1917)

90 [27]

(Мадрид, 20 января)

Гвоздь потоньше, гвоздь потолще…

Что с того, какой войдет?

Как ни бейся, мое сердце,

а картина упадет.

Перевод А. Гелескула

91

(20 февраля)

Тебя, как розу,

я растерзал, отыскивая душу,

и не нашел ее.

Но все вокруг,

весь окоем и все за окоемом —

и море, и земля —

все налилось

живительным и смутным ароматом.

Перевод А. Гелескула

92. Молчание

Ни разу до этой минуты

так тяжко не падало слово

«молчи» —

словно рот забивая

землею…

До этой минуты,

когда так напрасно я ждал,

что ты мне ответишь,

болтунья!

Перевод А. Гелескула

93. Ну, наконец!

(20 июня, четыре утра)

Луна, еще не снятая с мели,

слепит

ночную половину моря,

темно-лилового, где, полные норд-вестом,

темно-лиловые разбухли паруса,

отсвечивая розою востока…

Посеребревший маленький маяк

выкрикивает трижды:

— Земля! Земля! Земля!

Опять земли.

Последняя. И первая. Моя.

Земля!

Перевод М. Самаева

94

Камень вчерашнего дня

брось и усни. И опять

он возвратится к тебе

утренним солнцем сиять.

Перевод Н. Ванханен

95

Впервые она предстала

в одеждах белее снега, —

я, словно мальчишка, влюбился.

Менять принялась наряды:

один роскошней другого,

я стал ее ненавидеть.

Затем предстала царицей

в сверканье камней драгоценных, —

я был вне себя от гнева.

…Но стала она раздеваться.

И я тогда улыбнулся.

Осталась она в тунике —

прекрасна и непорочна.

И вновь я в нее влюбился.

Но вот сняла и тунику,

она впервые — нагая…

О страсть моей жизни, поэзия —