«Вдовствующее царство» - [280]
63. Дмитрий (Митка) Ковезин[2415]. Подьячий, в конце августа — начале сентября 1543 г. был приставом при литовском гонце: встретил его, поставил на подворье и давал «корм»[2416].
64. Матвей Васильев сын Козодавлев. Упом. в росписи лиц, назначенных в дворцовые караулы по случаю предстоящей свадьбы Ивана IV (примерно в конце января 1547 г.)[2417]. В декабре 1547 г. — один из поручителей по кн. И. И. Пронском[2418]. Дворцовый дьяк с нарядом в Казанском походе в начале 1548 г.[2419]
65. Василий Борисов сын Колзаков. Дьяк. Послух в данной 1544/45 г. И. И. Хабарова в Троице-Сергиев монастырь[2420]. Упом. в росписи лиц, назначенных в караулы по случаю предстоящей свадьбы Ивана IV (конец января 1547 г.), и в составленном тогда же списке дьяков[2421]. В декабре 1547 г. упом. (без дьяческого чина) в поручной грамоте по кн. И. И. Пронском[2422]. В 1548 г. вместе с Чудином Митрофановым приводил к присяге тотемских ямщиков[2423]. В 1549 г. у наряда в Казанском походе[2424]. О дальнейшей карьере до 1566 г. см.: Веселовский С. Б. Дьяки. С. 251.
66. Василий (Васюк) Константинов. Подьячий. Ведал организацией ямской службы в Переславле; ему адресована в этой связи указная грамота от 23 декабря 1545 г.[2425]
67. Дмитрий (Митка) Константинов. Подьячий. 18 января 1543 г. подписал (вместе с двумя другими подьячими) правую грамоту ярославских писцов С. А. Плещеева и В. И. Беречинского приказчику Спасо-Ярославского монастыря Шестаку Артемьеву, судившемуся с людьми князя И. Ф. Мстиславского[2426].
68. Невежа Копнин. Дьяк. Единственное упоминание — в списке дьяков в январе 1547 г. (накануне свадьбы Ивана IV)[2427].
69. Якуш Еремеев Кудрявец. Подьячий, в 1546 г. собирал в казну зелейные деньги с новгородских пятин[2428].
70. Афанасий Дмитриев сын Кузьмин. Дьяк. Упом. (без чина) в качестве послуха в купчей троицкого келаря Нифонта на с. Маслово от 16 июня 1523 г.[2429] В данной старца Иосифа Боброва на его вотчинные села Троице-Сергиеву монастырю 1545/46 г. среди послухов упом. дьяк великого князя Афанасий Дмитриев[2430]. Он же («Офонасей Дмитриевич Кузмина») назван первым среди «царя и государя великого князя дьяков», подписавшихся в качестве послухов на меновной грамоте Ф. А. Чулкова Троице-Сергиеву монастырю на с. Новоселку 7055 г. (с учетом царского титула Ивана IV грамота датируется 1547 г., между январем и августом)[2431].
71. Иван Кузьмин. Дьяк (?): упом. в росписи лиц, назначенных в караулы по случаю предстоящей свадьбы Ивана IV (конец января 1547 г.), и в составленном тогда же списке дьяков[2432].
72. Казарин Иванов сын Кумяндин. Подьячий. В 1543/44 г. писал сотную Симонову монастырю с вышегородских книг С. Ф. Пильемова Сабурова[2433].
73. Афанасий Федорович Курицын. Дьяк. Впервые упом. в 1520 г. (уже с дьяческим чином)[2434]. Участник предсмертных совещаний Василия III[2435]. В сентябре 1534 г. считался одним из шести виднейших дьяков[2436]. В феврале 1534 г. проводил подтверждение грамот Троице-Сергиева монастыря[2437]. В ноябре 1534 г. ему было поручено привезти наказ воеводам, находившимся в Можайске[2438]. Запись поздней редакции разрядных книг о деятельности А. Ф. Курицына в 1534/35–1536/37 гг. в качестве разрядного дьяка[2439] А. А. Зимин считает сомнительной[2440]. В январе — феврале 1537 г. участвует в приеме литовских послов[2441]. 12 января 1541 г. подписал подтверждение жалованной грамоты Василия II (1432–1435 гг.) Троице-Сергиеву монастырю[2442]. Вскоре умер: 29 марта 1541 г. его вдова Мария дала вклад в Троице-Сергиев монастырь, и его написали в синодик (под именем инока Александра)[2443].
74. Иван (Иванов сын?) Курицын[2444]. В июле 1540 г. дьяк Иван Курицын (без отчества) послан с наказом на Коломну к кн. И. В. Шемяке Пронскому для предупреждения отказа от службы по местническим основаниям[2445]. 1 5 апреля 1545 г. тот же дьяк подписал докладную купчую (с доклада окольничему И. И. Беззубцеву) М. М. Тучкова на половину сельца Ефимьева в Костромском уезде[2446]. Упомянут (также без отчества) в списке дьяков, которым новгородский архиепископ Феодосий послал 26 марта 1548 г. «угорские» золотые в подарок[2447].
75. Афанасий Фуник Иванов сын Курцев. Впервые упом. (без дьячего чина) в разъезжей грамоте 1518/19 г., которую он выдал (вместе с Ярцем Нарматцким) после межевания земель Троицкого монастыря и Московского Архангельского собора в Горетове стане Московского уезда[2448]. В феврале 1526 г. ямской дьяк[2449]. В июле 1531 г. вместе с двумя другими дьяками послан в Великий Новгород[2450]; активно действовал там до конца 30-х гг. Упомянут в отписных книгах пригородных пожен Великого Новгорода 1535/36 и июня 1536 г.[2451] Выданные им совместно с другим новгородским дьяком, Яковом Шишкиным, грамоты 1536/37, 1538/39, 1539/40 гг. упоминаются в платежной книге погостов Вотской пятины
Книга посвящена важному эпизоду русско-литовских отношений — Стародубской войне 1534—1537 гг. Хотя она не принесла ни одной из сторон больших территориальных приобретений, но по напряжению сил и масштабу боевых действий в пограничье от Опочки на севере до Чернигова на юге нисколько не уступала иным кампаниям. Не сходясь в крупных полевых сражениях, армии ожесточенно штурмовали крепости, совершали глубокие рейды по территории противника: зимой 1535 г. русские почти дошли до Вильны.Особый интерес придает сохранность большого комплекса источников.
Книга посвящена истории вхождения в состав России княжеств верхней Оки, Брянска, Смоленска и других земель, находившихся в конце XV — начале XVI в. на русско-литовском пограничье. В центре внимания автора — позиция местного населения (князей, бояр, горожан, православного духовенства), по-своему решавшего непростую задачу выбора между двумя противоборствующими державами — великими княжествами Московским и Литовским.Работа основана на широком круге источников, часть из которых впервые введена автором в научный оборот.
Эта книга — о становлении российской государственности. Но вместо традиционного рассказа о военных походах и присоединении земель автор акцентирует наше внимание на внутренних аспектах государственного строительства: обретении суверенитета, формировании структур управления, функциях монарха и его советников, выработке ключевых понятий и идеологии, роли выборных органов и т. д. Развитие Московского государства в XV — начале XVII века автор рассматривает в широкой сравнительной перспективе — от Испании на западе до Османской империи на востоке — и приходит к выводу, что перед нами один из вариантов общеевропейской модели модерного государства. Михаил Кром — доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, специалист по истории раннего Нового времени и исторической компаративистике, автор множества научных работ. В оформлении обложки использован портрет Ивана IV (ок. 1600 г.), Национальный музей Копенгагена.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.