«Вдовствующее царство» - [282]
. Дьяки. С. 327.
89. Григорий Мельников. Дьяк (?): упом. в составленной примерно в конце января 1547 г. росписи лиц, назначенных в караулы по случаю предстоящей свадьбы Ивана IV, и в относящемся к тому же времени списке дьяков[2488].
90. Мелентий Постник Михайлов сын. Подьячий. Единственное упоминание — во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря: 24 мая 1539 г. его сын Василий Мелентьев и Юрий Сидоров дали по его душе 50 рублей[2489].
91. Тимофей Федоров сын Михайлов[2490]. Дьяк. 4 мая 1534 г. подписал правую грамоту суда боярина кн. И. В. Шуйского по тяжбе игумена Троицкого Махрищского монастыря Ионы с помещиком Шарапом Семеновым сыном Баскакова с сыновьями[2491]. 17 марта 1540 г. подписал докладной судный список (доложенный дворецкому Ф. С. Воронцову) посельскому Симонова монастыря Федору Бекету, судившемуся с крестьянами с. Шипинского из-за спорных пожен[2492].
92. Алексей Федоров Мишурин. Сын дьяка Ф. М. Мишурина. В октябре 1537 г. был подьячим, повез великокняжескую грамоту с наказом посланнику в Литву С. М. Омельянову [2493].
93. Василий Обрюта Михайлов сын Мишурин. В 1524 г. посельский во Владимире, в феврале 1530 г. — дворцовый дьяк[2494]. В той же должности упом. в марте 1542 и в январе 1549 г.[2495] 9 сентября 1549 г. с двумя другими царскими дьяками присутствовал на докладе у боярина и дворецкого Д. Р. Юрьева, которому тогда была доложена купчая Троице-Сергиева монастыря на село Бакино[2496]. Сын Обрюты Семен в середине XVI в. дворовый сын боярский по Москве[2497].
94. Игнатий Дурак Михайлов сын Мишурин. Дьяк, в феврале и апреле 1535 г., июне 1536 г., сентябре 1538 и феврале 1539 г. присутствовал на суде великого князя, подписывал судные списки[2498]. Впоследствии упом. в списке дьяков, составленном накануне свадьбы Ивана IV, в конце января 1547 г.[2499]
95. Семен Федоров сын Мишурин. Сын дьяка Ф. М. Мишурина. Его подпись на составах жалованной грамоты Александровой пустыни на р. Свири, апрель 1547 г.[2500] [вместе с И. Е. Цыплятевым и Б. Ивановым]. О дальнейшей карьере в 50–70-х гг. см.: Веселовский С. Б. Дьяки. С. 344.
96. Темир Мишурин[2501]. Упом. (без дьяческого чина) в духовной кн. М. В. Горбатого 1534/35 г.[2502] Назван дворцовым дьяком в январе 1537 г., когда он был приставлен к литовским послам[2503].
97. Федор Михайлов сын Мишурин. Брат Василия и Игната. С дьяческим чином впервые упомянут на приеме литовских послов весной 1525 г.[2504] Но и до того имел стаж приказной работы: в правой грамоте 1542 г. упомянуты «отписи» о платежах с Каширы 1516/17–1520/21 гг., подписанные Федором Мишуриным[2505]. Участник предсмертных совещаний Василия III[2506]. В сентябре 1534 г. назван в числе шести виднейших дьяков[2507].С января 1534 до осени 1538 г. контролировал выдачу жалованных грамот землевладельцам и подтверждение грамот, выданных прежними государями (за упомянутые три с половиной года подписал на имя Ивана IV около ста грамот, см. Прил. II). В указной грамоте игумену Глушицкого монастыря Феодосию 23 июня 1535 г. было велено выпись вотчин, купленных монастырем у детей боярских за последние два года, прислать дьяку Ф. Мишурину[2508]. Участвовал в переговорах с литовскими послами в декабре 1533, феврале — марте 1536, январе — феврале 1537 г.[2509] В 1534–1538 гг. он включался также в состав комиссий для переговоров с крымскими и ногайскими послами[2510]. Убит по приказу Шуйских 21 октября 1538 г.[2511] Иван IV в послании Курбскому вспоминает об этом убийстве Федора Мишурина — «отца нашего и нашего дьяка ближнего»[2512]. Иван, Семен и Иван Меньшой Федоровы дети Мишурина в середине XVI в. — дети боярские по Коломне[2513].
98. Федор Постник Никитич Губин Моклоков. Сын дьяка Никиты Губы Семенова Моклокова[2514]. Около 1539/40 г. вместе с братом Яковом получил в поместье село Ярково с деревнями в волости Шестке Тверского уезда[2515]. Дьяк, в марте 1542 г. при встрече литовских послов; в июне 1542 г. с В. Г. Морозовым и Ф. С. Воронцовым в посольстве в Литву[2516]. Упомянут в оброчной грамоте игумену Павлову Обнорскому монастыря 29 января 1546 г.: деньги велено давать в великокняжескую казну дьякам Постнику Губину и Одинцу Никифорову[2517]. Согласно указной грамоте Ивана IV тотемским ямщикам от 26 февраля 1546 г., те же дьяки принимали в казну ямские деньги с Устьянской, Чадромской и Заечерецкой волостей[2518]. В 1546/47 г. вместе с кн. К. И. Курлятевым, А. А. Квашниным и И. Е. Цыплятевым он дал (и подписал) данную по Е. И. Цыплятеву в Кирилло-Белозерский монастырь[2519]. Упомянут (как «Постник Губан») среди казенных дьяков, которым новгородский архиепископ Феодосий послал 26 марта 1548 г. «угорские» золотые в подарок[2520]. В Дворовой тетради 50-х гг. большой дьяк[2521]. О карьере в 1549–1557/58 гг. см.: Веселовский С. Б. Дьяки. С. 346.
99. Афанасий Морин. Дьяк во Пскове в сентябре 1534 г.[2522] Впоследствии упом. в составленной примерно в конце января 1547 г. росписи лиц, назначенных в караулы по случаю предстоящей свадьбы Ивана IV, а также в относящемся к тому же времени списке дьяков[2523].
100. Никита Дятел Григорьев сын Мошков
Книга посвящена важному эпизоду русско-литовских отношений — Стародубской войне 1534—1537 гг. Хотя она не принесла ни одной из сторон больших территориальных приобретений, но по напряжению сил и масштабу боевых действий в пограничье от Опочки на севере до Чернигова на юге нисколько не уступала иным кампаниям. Не сходясь в крупных полевых сражениях, армии ожесточенно штурмовали крепости, совершали глубокие рейды по территории противника: зимой 1535 г. русские почти дошли до Вильны.Особый интерес придает сохранность большого комплекса источников.
Книга посвящена истории вхождения в состав России княжеств верхней Оки, Брянска, Смоленска и других земель, находившихся в конце XV — начале XVI в. на русско-литовском пограничье. В центре внимания автора — позиция местного населения (князей, бояр, горожан, православного духовенства), по-своему решавшего непростую задачу выбора между двумя противоборствующими державами — великими княжествами Московским и Литовским.Работа основана на широком круге источников, часть из которых впервые введена автором в научный оборот.
Эта книга — о становлении российской государственности. Но вместо традиционного рассказа о военных походах и присоединении земель автор акцентирует наше внимание на внутренних аспектах государственного строительства: обретении суверенитета, формировании структур управления, функциях монарха и его советников, выработке ключевых понятий и идеологии, роли выборных органов и т. д. Развитие Московского государства в XV — начале XVII века автор рассматривает в широкой сравнительной перспективе — от Испании на западе до Османской империи на востоке — и приходит к выводу, что перед нами один из вариантов общеевропейской модели модерного государства. Михаил Кром — доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, специалист по истории раннего Нового времени и исторической компаративистике, автор множества научных работ. В оформлении обложки использован портрет Ивана IV (ок. 1600 г.), Национальный музей Копенгагена.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.