Василько и Василий - [3]
Василько даже за бока схватился, так его насмешил стрелец.
— В степи он не видит! А где же ты видишь? В лесу, что ли, своём медвежьем, сквозь ёлки?
— В лесу вижу, — сказал Василий серьёзно. — Всё вижу. Через три дня пойду за тобой и скажу, как ты шёл, что делал и о чём мыслил.
— Чудной ты человек! — покрутил головой Василько. — Степь — вот она. Для всех ясная! Тут за сто вёрст видать.
И охнул вдруг.
Из-за бугра густой лавиной выкатывалась на них ханская конница.
— Назад! — закричал Василько, дёргая суматошно повод.
Василий и сам всё увидел, и лошадь успел развернуть. Погоняет доброго коня плёткой, а в уме прикидывает, на сколько обогнали своё войско. Никак нельзя под татарский аркан попасть! Сам пропадёшь — обидно, но беда эта невеликая, а вот если войско от нежданного нападения не устоит, то — большая беда. По всему белому свету разнесёт кичливая польская шляхта весть: некрепко, мол, русские с украинскими казаками стоят. Их вместе бить ещё сподручней, чем поодиночке.
Догнал Василько Василия на лёгком своём коне, рядом скачет, пистолеты на поясе проверяет.
Василий кричит ему сквозь ветер:
— Скачи! Скачи! Татары в кольцо нас берут! Скачи, я задержу их!
Василько достал один пистолет из-за пояса, передал Василию, потом другой. И тут же конь — словно птица взлетела! — земли не касаясь, понёс по степи казака.
Погоняет Василий своего тяжёлого коня, назад не смотрит. С четверть версты между ним и татарами. Поглядывает Василий влево, туда, где ветер посдувал снег с каменистой степи, где мчат наперерез самые быстрые татарские конники. Успеет ли Василько проскочить?
И вот она — удача! С ходу влетела погоня в забитую снегом балочку. Завязли кони, забарахтались.
Проскакал мимо них Василько, а за ним и Василий. Не успел он порадоваться — стрела над головой свистнула. Совсем уже близко погоня. Обернулся, пальнул из пистолета. В коня, видно, угодил. Рухнул конь.
Что-то толкать в спину принялось. Раз, другой, третий… Вытащил Василий второй пистолет, смотрит — татарин в десяти шагах, аркан уж изготовил.
Стрельнул — и опять не промахнулся, а сам думает:
«Вот ведь где помереть довелось. Голое место. Хоть бы куст какой рос в утешение».
Прижался головой к шее коня, кричит ему:
— Милый! Ну, скакни же ты через силу. Неохота мне здесь помирать.
Сам уже саблю рукой нашёл. Последняя защита. Только много ли один против дюжины навоюешь!
И тут — ба-а-бах! Бабах!
Мчат казаки навстречу, из ружей палят, страх на врагов нагоняют. И верно! Погоня тотчас и поотстала.
Подскакал Василий к казакам. Конь храпит, пена со спины хлопьями. И Василько тут как тут.
— Жив?!
— Жив.
— Ранен?
— Да будто бы нет.
— А это что?
Смотрит Василий, а у него вся спина стрелами утыкана. Смеются казаки:
— Ну и кожа! Скажи, где такую умеют дубить?
Скинул Василий шубу, повыдергал стрелы из овчины.
— Кольчуга спасла, — говорит. — Мне её отец в поход пожаловал, а отцу она от деда досталась.
Подаёт Василий пистолеты Васильку:
— Спасибо. Пригодились.
Улыбается казак, рот до ушей.
— Чего смеёшься? — спрашивает Василий. — Опять что-нибудь не так у меня? Не по-вашему?
— Нет, — говорит Василько. — Всё по-нашему. Добрый из тебя запорожец получился бы. Держи пистолет: один тебе, один мне. Они нам скоро опять пригодятся.
И пригодились.
ЛОВУШКА
Казаки спешно ставили сани в три ряда, выпрягали лошадей, заряжали ружья. Подошедшие две сотни стрельцов построились в боевой порядок. Тут и явилась ханская конница. Чёрный вихрь налетел из белой степи, ударился о преграду, бешено закрутился, норовя разметать её, но трижды залпами грянули стрелецкие пищали.
Чёрный клубок вихря распался, развеялся, исчез. Но остались убитые лошади. Тихо умер на руках товарищей сражённый стрелою казак. Хлопотали над тремя ранеными стрельцами бывалые воины. Останавливали кровь, прижигали раны порохом.
Казачье и стрелецкое войско подходило из степи, занимало оборону.
— Бах! Бах! — беспорядочно, с каким-то испуганным присвистом, затявкали в тылу выстрелы из пистолетов и пищалей.
С тыла напали «крылатые». Так называли тяжёлую польскую конницу гусар. Закованные в латы рыцари носили за спиной два высоких узких крыла. Ветер в этих крыльях так завывал, что ещё до столкновения пугал противника.
Стрельцы, развернувшиеся навстречу полякам, увидели, что на них мчится железная непробиваемая стена. Дрогнули воины, сломали строй, попятились. Порубили бы их, как капусту, но казакам не впервой было грудь в грудь встречаться с «крылатыми». Отбились. Тотчас ханская конница, тысяч по десяти с каждой стороны, ударила справа и слева.
Хмельницкий, чтобы лучше видеть и чтоб его видели, сел на верховую лошадь и был неподвижен, как статуя. Эта его неподвижность среди всеобщего движения успокаивала казаков. Коли гетман рядом и несуетлив, значит, ничего непредвиденного не произошло. Гетман всё знает наперёд.
Но Хмельницкий не знал о приготовленной ему ловушке, не ждал нападения с тыла. Он видел: у противника большой перевес, может, и четырёхкратный.
— Стоять дотемна! — приказал гетман. — Ночью оградим себя табором.
Для казаков обороняться табором — дело привычное. Ставили кольцом в несколько рядов телеги или сани — вот и крепость. Конечно, не каменная и башен нет, но на конях такую преграду с ходу не одолеешь, и от пуль какая-никакая защита.
